— Говорят, он дьявол, — пояснила Кэтрин.

— Про меня говорят, что я дьявол, — скромно подтвердил архитектор.

— Я расскажу вам одну историю, очень популярную в Боснии, — ответил Тесла на улыбку Уайта.

Мужчина встретил чужака. Чужак был красив, умен и остроумен. «Кто ты?» — спросил мужчина. «Я дьявол». — «Не может быть! — воскликнул мужчина. — Дьявол уродлив и глуп!» Чужак с тонкой улыбкой ответил: «Это утверждают клеветники!»

* * *

— В вашей пещере Али-Бабы наверняка есть еще всяческие чудеса? — спросила его Кэтрин, когда они возвращались с ужина у ван Аленов.

— А почему бы вам самой не заглянуть в пещеру Али-Бабы? — предупредительно спросил Тесла.

— Мы приведем друзей, — пробормотала Кэтрин.

— Приводите!

В дождливый день, благоухавший дыней, экипаж остановился перед лабораторией Теслы на Южной Пятой стрит. Из группы гостей выделялся стройный мужчина с лохматыми бровями. Его знали миллионы людей, которые никогда не видели его. Писатель, сдержавший обещание никогда не курить во сне!

Марк Твен!

«Ну и что он мне покажет?» — спрашивали его глаза, не дожидаясь, когда Тесла откроет рот. Выражение лица он обычно формировал между лохматыми бровями и добродушными усами. Улыбка возникла под этими усами, когда он обратился к Тесле:

— Роберт говорит, что вы много работаете.

— Если бы размышления не считались работой, — ответил Тесла, — я был бы самым ленивым человеком на свете.

— Не будем спорить, молодой человек, — оборвал его Твен. — Самый ленивый человек — я. Всю жизнь я целенаправленно скрывался от работы. И если я хоть чего-то достиг, то только потому, что не работал, а играл.

Одна косматая бровь Твена топорщилась, вторая была аккуратно причесана. Тесла слушал его слегка рычащий и немного заикающийся голос, будто специально созданный для устных рассказов.

«Надо благодарить Бога за то, — вздохнул про себя Никола, — что по этой земле, кроме конокрадов и завистников, ходят такие остроумные мудрецы, как Марк Твен». Он был уверен, что юмористы умнее философов, и рассказал Твену о том, что чтение его ранних рассказов помогло ему в детстве оправиться после тяжелой малярии. Твен, как многие писатели, иной раз считал, что его творчество ничего не стоит. Выслушав Теслу, он забыл о напускной театральности, и на глазах его выступили слезы.

В разгар «позолоченной эпохи» богатели все, кроме человека, который придумал ей такое имя. Где бы Твен ни появился в течение дня, люди требовали:

— Рассмеши нас!

А мудрый клоун бессонными ночами мерил шагами комнату.

— Я, как и большинство людей, ночами становлюсь немножко ненормальным, — признавался он друзьям.

Джонсон шепнул Тесле:

— Знаешь, он вложил все свои деньги в новую полиграфическую технику, которая оказалась никуда не годной!

Эта черная дыра поглотила все накопления Твена и солидное приданое его жены Оливии. Он влез в такие долги, что даже стал подумывать о том, чтобы продать в Хартфорде свой дом со множеством дымовых труб и изломанной кровлей, подпертой деревянными резными орнаментами; душа этого дома была зеркалом души писателя.

— Вы бежали в Америку, я бегу из Америки, — доверился Твен Тесле. — Может, вы снабдите меня электротерапевтическими машинами, которые я смог бы всучить богатым старухам в Европе, а? Фифти-фифти?

— С удовольствием! — согласился Тесла.

Улыбающийся изобретатель провел Твена и его друзей к черным машинам, освещенным трепещущим светом.

— Ты знаешь, что это такое? — скрипуче шепнул Твен Роберту.

— Кое-что знаю, — ответил Роберт.

— Осторожно! — выпрямился Тесла, почувствовав себя Вергилием. — Мы еще не в аду. Но уже в пути. Per me si va de la citta dolente… Весьма волнительный опыт для суеверных.

Воздух был настолько насыщен электричеством, что им казалось, будто они продираются сквозь паутину. Посетители ждали, когда в помещении из эктоплазмы сформируются руки и начнут гладить их по лицам.

Тесла пояснял:

— Некоторые из находящихся здесь аппаратов предназначены для создания вибрации такой интенсивности, которой ранее не могли достигнуть. Когда колебания моих осцилляторов совпадут с вибрацией Земли, я смогу передавать без проводов не только информацию, но и энергию.

— А это что у вас? — спросил Твен.

— Вся энергетическая жизнь, от Солнца до человеческого сердца, есть не что иное, как результат пульсации, колебания на определенной волне, — не расслышал его Тесла.

Пока он указывал длинным пальцем то на один, то на другой безымянный предмет, чистый, звонкий голос Теслы пулеметной очередью расстреливал слушателей повторяющимся словечком «это»:

— Это осцилляторы, которые способны разрушить Бруклинский мост. Это самовключающиеся лампы. Это прибор для «сенографии». Это дух, который живет в моей катушке.

Он повернул рубильник, и пятиметровая молния сверкнула в помещении. Ее грохот заставил гостей втянуть головы в плечи. Они еще сильнее сгорбились, когда повсюду затрещали дружелюбные разряды.

— Это малые духи, — объяснил Тесла.

Гости не решались выпрямиться.

— Это всего лишь демонстрационная версия того, что постоянно протекает во всем мире, в том числе и внутри нас.

Пока молнии весело потрескивали вокруг, Тесла предложил друзьям подняться на платформу с вибрационной подстилкой. Старый писатель с серебряной сединой и сияющими глазами встал на нее первым. Он стоял среди сверкающих молний в победоносной позе гордого петуха. Потом он воскликнул:

— Так ведь это прекрасно!

— Осторожнее с… — начал было Тесла, но было поздно.

Юморист понял, что вибрация стимулирует работу кишечника, причем мгновенно, и он прытко соскочил с платформы и бросился в туалет. Оттуда он вернулся с необычным выражением на лице, и все долго смеялись. Они выпили, паря в амебоподобной голубизне.

— За фотографию! — воскликнули гости.

— За фотографию! — поддержал тост Тесла.

Потом он фотографировал их, воспользовавшись светящимися трубками. Сначала носатый Джозеф Джефферсон и платиновая блондинка Марион Кроуфорд увековечили себя в волшебном интерьере. Потом Тесла запечатлел седую прядь и испуганные глаза Кэтрин. И под занавес фотография сохранила висячие усы Твена. Твен держал в руках лампу, светящуюся без всяких проводов.

Это были фосфоресцирующие фотографии.

Впервые в мире.

Календарь на стене утверждал, что на дворе было непогожее 26 апреля 1894 года.

Но мы очень глупы, и нам очень приятно сидеть у открытого огня, но два — очень маленькое число. В компании должно быть по меньшей мере трое, особенно когда падает снег…