— Все? — спросил вслух, дождавшись, пока последнего обшмонали. — Извините за беспокойство. Из-за разных грязных псов[24]приходится и приличных людей беспокоить. — Тот криво усмехнулся и кивнул. Ян поднял мегафон и заорал: — Вто-орой вагон! На выход!

По широкому шляху двигалась колонна. Первое оживление после выгрузки из вагонов спало, на лица постепенно наползала угрюмая обреченность. Ноги бить еще долго. Вторые сутки топают, поднимая пыль, и давно уже не в ногу. Чистое небо резало глаза, и непривычно грело солнце. На него голая степь с ковылем и чахлыми кустами особого уныния не наводила. Он и не такое видел. А вот юнкера столь дальние марши впервые осуществляют. Кто им учебные планы писал? Маршировка замечательна для парадов, а на войне вечно куда-то бредешь, нагруженный кучей вещей. Тут важнее выносливость и внимательное отношение к ногам. С кровавыми мозолями далеко не побегаешь.

Отвыкли уже от такой погоды. Вроде бы и хорошо, но пробежаться вдоль строя и сказать в очередной раз нечто бодрое на тему «а вы думали, служба — это сахар» и «потерпите, ребята, вечером придем» пришлось. Командир обязан внушать бодрость и уверенность в своих силах. Особенно если он понятия не имеет, что их ожидает впереди. Нет, насчет сопротивления он не волновался, не те люди в округе проживают, но само по себе это было не слишком приятно. Так и представлялось, что к ним домой зашла в гости такая команда и начала реквизировать лошадь. Кому понравится. Давно пыль уляжется, а проклинать еще очень долго будут.

А интересно смотреть вживую, как люди отличаются. Кругом русские вроде, и происхождение одинаковое, ан нет. Не так одеваются, не так разговаривают, не так себя ведут. Чужака сразу видно.

На Дальнем Востоке живут совсем иначе. Да и Русь отнюдь не одинакова. Юг даже с первого взгляда намного зажиточнее Севера. Что на Дону нормально, где-то под Псковом смотрится богатством. Но здешние и ведут себя по-другому. Заболеваемость и смертность ниже. Солидарность проявляется намного чаще. И семьи крепче, причем повсеместно считается неправильным завидовать. Оно и понятно. На юг в старые времена отселялись наиболее рисковые и энергичные. Сняться и уйти в неизвестность не каждый способен. Да и не помогало государство. Как умеешь, так и вертись. А отсюда и сильно развитая взаимопомощь. Да еще рядом нередко недружественные инородцы и иноверцы проживали. Ничего удивительного.

Сибирь вообще начала заселяться всерьез только после строительства железной дороги. До сих пор старожилы (это даже не беря в расчет хазаков) заметно отличаются от приезжих в прошлом веке. И то… Не так много лет прошло, а разница в образе жизни с родственниками под Воронежем в глаза бросается практически сразу. Люди в Сибири живут в теплых пятистенных срубах, крытых не соломой, а лиственничным гонтом, с деревянными плаховыми полами. Занимаются помимо земледелия скотоводством, горно-таежной охотой, рыбалкой, извозом и сплавом, доставляя грузы трактами и по рекам на далекие «севера» и прииски. Приходилось крутиться и выживать. В таких условиях даже бабы поведением всерьез отличались от живущих в европейской части Руси. Они не хуже мужиков умеют за себя постоять и работать. В здешних местах поведение немыслимое. А в Сибири девок всегда меньше, чем мужчин, было, и прекрасный пол себе цену замечательно знал.

А самое главное, о чем он часто вспоминал и иногда всерьез тосковал, была особая кухня — пельмени, расколотки, строганина, сушеные ягодные листы из жимолости, голубики, костяники, охлаждающие напитки из икры рыбы, блюда из дичи, клюквы, брусники и огурцов (настоянных в бочонках, опущенных на зиму в вечно студеные речные ключи), утиные супы. Ничего похожего на Руси не найти, а хочется. Зато семечки бесконечно лузгают и шелухой сорят.

Ян пропустил мимо себя колонну, отслеживая выражение лиц и отмечая в очередной раз, кто на что способен. Вот уж не думал, а ко всему еще приходится регулярно Брошевскому докладывать об его выкормышах. Не все, понятно. Но кое-какие подробности полезно занести в служебные характеристики. В деле человек иногда совсем по-другому раскрывается. Иной через силу, на одном самолюбии будет результат давать, а другой все умеет, да ум направляет на то, чтобы на товарищах ездить. Сейчас-то еще ничего, а подпускать к солдатам такого деятеля очень не хотелось.

Баковского с Истриным он тихой сапой сплавил подальше. Пусть надполковник на доклад реагирует согласно должности. Первый слишком на садиста смахивает, а второй физически не тянет. Как в училище взяли, тайна велика и глубока. Их же отбирали на медкомиссии! У парня явно легкие не в порядке. На вещевом складе самое место бедняге.

По слухам, в кавалерийских училищах и некоторых общевойсковых было принято «цуканье». Старшие юнкера имели над младшими нигде не прописанную, но практически официальную власть. Они могли безнаказанно требовать услуг от младших классов. Начальство на это закрывало глаза. Бывали случаи, когда требования старших возрастов переходили в форменное издевательство. Причем младший обязан был принимать любые указания с улыбкой. В душе он прекрасно знал: придет и его время.

Здесь ничего такого не наблюдалось. Все было строго по уставу, и немалая заслуга в подобном поведении была начальника училища. Ему абсолютно не требовались как замордованные юнкера, так и взбесившиеся. До убийств обычно не доходило, во всяком случае слышать об этом не приходилось, но побеги и как минимум парочка скандалов случались. Крайним всегда окажется командир роты. Вот и пусть Баковский в другом месте свой нрав демонстрирует. Проще всего его было вызвать к себе для разговора с глазу на глаз и отлупить до потери сознания, однако характера таким образом не исправишь. Затаится. Лучше уж официально вышибить из училища.

Он дождался противно скрипящей телеги и запрыгнул в гости к еще одному деятелю. Этот был нормальный, из тех, что шли в училище, освобождая родителей от необходимости кормить лишний рот. Десяток детей в семье — не шутка. Вырастет ревностный служака, если слишком много думать не станет. В общевойсковые училища принимали с тринадцати лет. Время превращения в мужчину. И различались они по номерам. Первая рота была самой младшей. На следующий год ей присваивали второй номер. Через год — третий и так далее. В восемнадцать лет училище заканчивали, но сейчас у него в подчинении была четвертая. Старших выпустили досрочно и отправили на фронт. Кому там нужны семнадцатилетние молокососы, и сам Аллах не ведает.

— Чего это у тебя, Боярин? — отбирая брошюру, поинтересовался. — Кстати, все спросить забываю, откуда такая фамилия?

— Говорят, предки наши из князей родовитых были. Багатур все конфисковал давным-давно.

Колобов радостно заржал. Он давно сам себя назначил адъютантом ротного и постоянно держался рядом с Яном. Не денщиком, упаси бог. До такого не унижался. Цену себе прекрасно знал и очень часто был незаменим. Обстоятельный и умелый дядька, послушно выполняющий приказания, но признающий исключительно одного начальника. На вопросы о доме делал наивные глаза и отвечал: «Успеется». Ему и так неплохо.