Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нас ничто не разлучит. Мы расстаемся на несколько часов. Только до ночи! Ночью ты придешь снова, да?
— Конечно, — усмехнулся Алексей. — Приду и останусь до самого утра.
Он вышел, и Лидия уснула прежде, чем ощутила подушку под головой. Улыбка не таяла на ее губах…
И она еще улыбалась, когда чей-то голос испуганно позвал:
— Барышня! Лидия Александровна! Проснитесь, ради Христа, ради Боженьки!
— Господи… — пробормотала она, отмахиваясь от голоса, словно от назойливой мухи. — За что наказуешь?! Дайте поспать, умоляю!
— Простите великодушно, — продолжал жужжать голос. — Пробудитесь, сделайте милость! До вас тот поляк, то есть француз, бьется.
Лидия уткнулась в подушку, выдохнула тоскливо, понимая, что придется просыпаться-таки, и подняла тяжелую голову.
Поляк, то есть француз? Сташевский? Чего ему неймется? Или опять с Ириной плохо?
Она привскочила, увидела рядом Кешу и вспомнила, что раздета.
— Выйди на минутку. Я сейчас.
Бархатное платье, так полюбившееся, что Лидия носила его, почти не снимая, приобрело после вчерашнего путешествия в сене самый непрезентабельный вид. Его надо было вычистить и отпарить, однако приказа такого горничным отдано не было, и ленивые девки сделали вид, что не заметили его. Платье так и валялось в углу около сундука. Пришлось надеть другое — тоже московское, «трофейное», голубовато-зеленое, и туфельки шелковые в цвет. Лидия кое-как причесалась, распустила недлинные свои волосы по плечам…
— Ну, заходи. Что там случилось?
Кеша вошел — явственно вылупил глаза:
— Во как! Ох, какая ж вы, барышня, с позволения сказать, красавица писаная! Нарядились ну прямо как на свадьбу, нет краше вас никого ни на этом свете, ни на том!
Лидия даже руками всплеснула:
— Да ты поэт, Кеша!
Он растерянно хлопнул глазами:
— Чего изволите?
— Ничего, ничего, — отмахнулась Лидия. — Это шутка. Что там со Сташевским-то?
— Под дверью топчется, говорить с вами желает незамедлительно, — вмиг переходя на обычный деловитый тон, доложил Кеша. — Соблаговолите принять?
— А куда деваться? — пожала плечами Лидия. — Соблаговолю, конечно.
Вошел бледный, с черными кругами под глазами Сташевский. Видимо, эта ночка ему тоже дорого далась. Однако взгляд его серых глаз зажегся мгновенным интересом при виде Лидии.
— О, яка урода… — пробормотал он мечтательно, и Лидия не выдержала — расхохоталась:
— Нет, умоляю, не говорите по-польски!
— Вы красавица… — послушался Сташевский. — Конечно, совершенно иная, чем Ирина Михайловна, но тоже очень красивая.
Лидия поглядела на него широко открытыми глазами.
Поразительный человек! Да у него совершенно безошибочное внутреннее зрение! В той измученной, изуродованной болезнью полуживой девушке увидеть красавицу… душой Ирина и впрямь была прекрасна, и только это, только это имело значение для Сташевского. В этом они очень похожи с Ириной.
Да… Ну что тут скажешь, кроме: совет да любовь?..
— Значит, вам понравилась Ирина?
— Конечно, — серьезно кивнул Сташевский. — Скажу вам правду, сударыня, я… я был бы счастлив остаться подле нее навсегда. Но я должен просить вас отпустить меня.
Вот те на!
— Как отпустить? Куда?! Почему?!
— Потому, что я хирург. Я военный лекарь. Я сделал все, что мог, Ирине Михайловне теперь нужна строжайшая диета, а первые два дня ей вообще ничего есть нельзя, только воду пить. Но затем, при первой возможности, ее надо показать специалисту по желудочным болезням, на воды свозить… ах, пшеклентная, проклятая война! — простонал он. — Какие сейчас воды?! С другой стороны, если бы не война, я бы никогда не увидел Ирину и не узнал, что такое любовь.
— Ну так оставайтесь здесь! — пылко воскликнула Лидия.
Нет, нельзя подвергать его такой пытке. Ирине ведь еще предстоит выйти за Василия Рощина и овдоветь, прежде чем она сможет выйти за Сташевского. Невесть сколько лет пройдет, ну что ему мучиться рядом с ней?
— Я должен уйти, — покачал головой Сташевский. — Ради вашего же блага.
— Это почему?
— Потому что Марше будет искать меня.
Лидия нахмурилась. Марше… фамилия показалась знакомой, но никак не удавалось вспомнить, где она ее слышала.
— Кто такой Марше?
— Лейтенант того отряда, с которым я пришел в Затеряевку.
— А, с которым вы хотели драться на дуэли! — усмехнулась Лидия.
— Подслушивали? — покачал головой Сташевский. — Тем лучше. Теперь вы имеете представление о том, что это за человек, Жозеф Марше.
— Жозеф? — пробормотала Лидия. — А разве его зовут не Виктор?
— С чего вы взяли? — удивился Сташевский.
Лидия пожала плечами. В самом деле, почему она так решила?
— Жозеф Марше — очень странный человек, — продолжал Сташевский. — Он жесток к врагам, он презирает славян, в том числе и поляков, однако у него есть некая святыня. Это — братство по оружию. Он застрелит меня на дуэли, но отдаст за меня жизнь в бою, потому что я принадлежу к его отряду. Он отвечает за меня. И он придет за мной.
— Куда, барин? — послышался голос Кеши, который, оказывается, так и стоял скромненько в уголке все это время. — Сюда, что ли? В Затеряево? По тайным тропам? Да там небось и леший заплутает!
— Именно так, — кивнул Сташевский. — В это имение. У Марше бешеный нюх, это раз, а во-вторых, он превосходно умеет вышибать из людей те сведения, которые ему необходимы. Помяните мое слово: он найдет в деревне предателя, он отыщет ваши тайные тропы и не заблудится на них. Марше придет сюда.
Марше!
Лидию вдруг словно ударило воспоминанием… воспоминанием о будущем, можно так сказать, и пусть кто-то назовет это плагиатом… если найдется, кому назвать!
Марше, Виктор Марше, французский партнер Алексея Рощина из XXI века… один из предков этого Марше был наполеоновским офицером и с трудом спасся из России — только благодаря какой-то гадалке Жюли, которая предсказала ему Березину.
Жюли…
Помнится, Лидия, услышав это, посмеялась: мол, та Жюли была, конечно, какая-нибудь деревенская Ульяна, а ведь очень может быть, что не такая уж она была деревенская!
Голос лейтенанта там, в деревне, показался ей знакомым… Нет, конечно, это будет самым потрясающим совпадением на свете, но все же, все же надо спросить!
— Каков он из себя, этот ваш Марше? — быстро проговорила она и почти с отчаянием кивнула, услышав ответ:
— Каштановые волосы, зеленые глаза, вздернутый нос, очень лихой вид. Удалой кавалер, отчаянный храбрец, бретер, рубака, ничего святого у него нет. На вид ему около двадцати восьми или тридцати лет.