– Ладно, вот тебе за честность, – Паляндра вложила Антону в руку брелок с руной, – а то обидно поди, у некоторых есть, а у тебя нет.

– Не обидно, – соврал Антон, но на всякий случай покрепче сжал руну в кулаке.

– Ладно, иди, Волков, теперь мы в расчете. Но если просто поболтать, то всегда пожалуйста, я к твоим услугам.

– До свидания, – сказал Антон и встал.

– Пока! – сказала Паляндра. – Хочешь мудрую мысль напоследок?

Антоха промолчал, и Паляндра восприняла это как согласие.

– Уничтожить черный можно, только уничтожив все, – сказала Паляндра.

– Что? – спросил Антон.

– Ты когда-нибудь пробовал взять краски и смешать все цвета?

– Нет, – удивился Антоха.

– Тогда у Севы спроси. Он наверняка пробовал.

Паляндра задумчиво закурила, глядя куда-то в стенку, Антон еще секунду постоял и тихо ушел.

Севка и Маша сидели на корнях дуба и безнадежно наблюдали за Васькой.

Кот ел.

Неторопливо, обстоятельно, культурно и сосредоточенно.

Было ясно, что пока его тарелка не опустеет, говорить с Васькой бесполезно. Да и потом, скорее всего, тоже будет бесполезно, потому что кот завалится спать. Возможно, до конца дня.

Севка украдкой показал Маше кулак. Именно Маша настояла на том, что котику нужно принести побольше еды, тогда он точно разговорится. Маша в ответ показала язык. Она не собиралась отдавать Ваське все, но Севка проболтался. И вот теперь обоим приходилось сидеть и ждать, когда котик сначала поест, потом отдохнет, а уж потом соизволит общаться.

Но оказалось, что собеседник у них все-таки есть. Васька еще трудился над рыбьим хвостом, когда из кроны дуба раздался недовольный клекот:

– А разбросал-то, разбросал! А убирать кто будет, Пушкин?

Кот только недовольно повел ушами, зато Маша с Севкой обрадовались. С ветки на них строго смотрела полуптица-полутехничка.

– Да мы уберем, уважаемая Русалка! – Маша даже подскочила, готовая прямо сейчас заняться уборкой еды.

Кот принялся жевать быстрее.

– Ладно, – смилостивилась райская птица, – потом этого лентяя заставлю убрать. А вы бы меньше его кормили… Он скоро кататься по земле будет, а не ходить – из-за живота лапы до земли не дотянутся.

Эту инсинуацию Васька с достоинством проигнорировал.

– Уважаемая Русалка! – по торжественному тону Севки было понятно, что он что-то задумал. – Вы ведь такая древняя…

Полуженщина нахохлилась.

– …а такая с виду молоденькая! – быстро исправила положение Маша.

Русалка недоверчиво посмотрела на девочку.

– Да-да! – подтвердил Севка. – По виду – просто цыпленок… В смысле… очень молодо выглядите!

Русалка расправила крылья, но смотрела по-прежнему строго.

– И при этом умная! – Севка понял, что с лестью переборщить нельзя, и теперь гнул линию до конца. – Как это у вас получается: и красота, и ум?

Тут полуптица уже совсем было разулыбалась, но Васька, не прекращая жевать, процедил: «Мозги куриные…» – чем испортил все впечатление от Севкиной лести.

– Да уж поумнее некоторых! – воинственно заявила Русалка. – Некоторые только и умеют, что есть, пить и не убирать за собой!

Поскольку кот продолжал игнорировать полуптицу, та обратилась к Севке и Маше:

– А я все знаю и все помню! Не то что… всякие!

Маша понятливо закивала.

– Вот я и хотел узнать, – задушевно произнес Севка, – а мы серые?

Вопрос застал Русалку врасплох.

– Почему это вы серые? – она растерянно осмотрела Севку с Машей. – По-моему, вы… разноцветные.

Васька наконец закончил трапезу и сел умываться, не забыв обронить очередную фразу:

– Да серые они, серые… Не только мозги, но и слепота тоже куриная!

Райская птица от ярости растопырилась так, что стала похожа на небольшого, но очень свирепого орла. Маша испугалась, что Русалка бросится на кота (и еще неизвестно, чем закончилась бы эта битва), поэтому встала между ней и Васькой.

– Он, наверное, – сказала Маша, – в переносном смысле.

– Да без смысла он! – взмахнула крыльями русалка. – У него в голове вместо смысла – одна сметана!

– В сметане, между прочим, – парировал Васька, не прерывая умывания, – уйма смысла!

– А в твоих словах – ноль! И даже меньше!

Кот потянулся и зевнул.

– Ну ладно! – в запале Русалка перелетела на ветку пониже. – Тогда объясни моим куриным мозгам, почему эти дети серые, когда они вон какие цветные.

Васька прикинул расстояние до ветки и милостиво растолковал:

– Серые они, потому что не черные и не белые! Короче, бесхвостые, слушайте сюда…

* * *

Лёля стояла перед Перуном и чувствовала себя ужасно. Он восседал в директорском кресле, перед ним стоял большой стол, заваленный всякими деликатесами, в руке он держал золотой кубок и периодически отпивал из него, смакуя и причмокивая.

– Что ж вы так опростоволосились? – ворчал Перун. – Ладно твои друзья недотепы, но ты-то! Ты же умная девочка! Ты должна была их как-то проконтролировать!

Лёля опустила глаза и пробормотала в пол:

– Они не недотепы…

– Ну ладно-ладно, я понимаю, ты их сейчас будешь защищать… Но ты же понимаешь, – Перун понизил голос до интимного шепота, – что ты лучше их, ты особенная. Мы-то с тобой это знаем. Так что, – Перун заговорил нормально, – ты должна контролировать и ты не должна была допустить…

Из глаз у Лёли закапало.

– Ладно, ладно, – смягчился Перун, – не плачь. На первый раз прощаю. Ты, кстати, проходи, присаживайся. Чего ты стоишь? Угощайся!

Он царским жестом обвел стол.

– Тут вот дичь, фрукты, в кувшине божественный нектар. Ничего такой… – Перун отхлебнул из кубка. – Мог бы быть и побожественней, конечно, но в целом неплохо.

Лёля аккуратно отщипнула от грозди виноградинку и положила ее в рот. Есть почему-то совсем не хотелось.

– Ты пойми, – душевно произнес Перун, – мы с тобой должны держаться вместе. Потому что если мир заполонит черная нечисть, то всем хорошим людям…