Он сунул мне пачку, махнул рукой, мол, оставь. Вздохнул тяжело:

— Просто поначалу думал, что и ты из этих, антиглобалистов. Которые против корпораций.

Я вскинул глаза:

— А что ж хорошего в дзайбацу?

— Ну… так сразу и не скажешь. Хотя чего там. Именно благодаря им ты создал виртуальность. Дзайбацу, в отличие от олигархов, ценят мозги, собирают под своими знаменами лучшие умы.

Ну вот, начали о виртуальности, закончили о политике…

— Дзайбацу вырождаются, — не согласился я. — Они превращаются в корпорации.

— Миру необходим тотальный контроль корпораций.

— Финансовой структуры? Наоборот, ей нужно противостоять. Нет ничего хуже, когда во главу угла интересов ставится финансовая выгода.

Дикарь усмехнулся:

— Как видишь, мир пока не придумал ничего лучшего, чем корпорации. Сначала они работают на выгоду, не спорю, но потом это уже сила и закон в обществе, покруче президентов.

— Это порочная схема.

— Ну да, — ухмыльнулся Дикарь. — А вот ты предложи что-то свое. Что, не можешь? А противостоять каждый может. Это просто. Настолько просто, что любой слабоумный идиот противостоит чему-то, будь то попса, рэп, засилье педерастов или атомная энергетика. Никогда не задумывался, почему среди самого слабого интеллектуального населения: политиков, певцов и интеллигенции, больше всего противостоянцев? Потому что мозгов мало, чтобы что-то создать и изменить к лучшему. Легче объявить себя гомосеком и выйти на улицу с плакатом: «Меня имеют в жопу». Пиар обеспечен, хомячки довольны, а держатель плаката — герой, ведь ах-ах, какой отважный, не побоялся показать, что он слабовольное говно, не может себя в руках держать. Респект, мать его за ногу!

— Но…

— Что «но»? — спросил он устало. — Ну вот что?

— Ты ведь сам говорил, что мир движется к тотальному контролю? Это что, хорошо?

— А что плохого? Мир движется, миру видней.

— Миром управляют люди.

— Ой ли?

— Тебе нужны примеры?

Он поднял бровь:

— А давай.

— Главы корпораций.

— Главы корпораций, — отозвался Дикарь. — Они управляют не миром. Всего лишь людьми.

Кажется, что у него готовы ответы на любой довод. Подумав, я бросил последний:

— А Евгений Калугин? Он изменил мир.

Дикарь нахмурился.

— Ты прости, конечно, но ничего он не менял. Он просто создал то, к чему люди шли почти век — виртуальность. Кроме того, Сеть после Калугина неоднократно дорабатывали, видоизменяли, редактировали. И делали это не сразу, с оглядкой. Понимаешь? Два ключевых момента: мир сам к этому шел и — Сеть менялась. Она не стала воплощением мечтаний Калугина, нет.

Я усмехнулся:

— Ты говоришь об этом так, словно Сеть — некое разумное существо.

— Скорее «сущность», — поправил Дикарь. — Некая разумная сущность, пусть и в своем рудиментарном состоянии. Конгломерат жизней и разумов, еще не осознавший себя полностью. Она пока учится.

Надо же, а Дикарь, оказывается, верит в матрицу. Я слышал о подобных идеях, но никогда не вдавался в подробности, слишком отдают тяжелой наркотой и шизиками.

— В любом случае, — вздохнул я. — Правды мы пока не знаем.

— А жаль, — повторил мой вздох Дикарь. — Кто-то сказал, что правда сделает нас свободными.

— А еще кое-кто говорил, — язвительно буркнул я, — что половина человеческих проблем исчезнет, если мы будем называть вещи своими именами.

— Это ты к чему?

— Да так, к вопросу об одном хакере, сначала борющемся за свободу, а потом восхваляющего корпорации и тотальный контроль…

Дикарю не понравилось упоминание его прошлого и логического провала в словах. Оглянулся на виртуальное кресло, буркнул мрачно:

— Мне работать пора, ребята уже заканчивают расшифровку архивов. Сейчас будем забирать «Ифритов». Хочешь со мной?

— Я больше не ныряю в Сеть, — уронил я невинно.

Дикарь удивился:

— Почему? Как можно не нырять в Сеть? Это же базовая потребность человека! Так ООН постановило.

Я уже собрался было соврать, но тут сбоку подобрался паренек, протянул плаксиво:

— Артем Юрьевич, снова не пашет прога! Там какая-то ошибка…

Дикарь побагровел, рявкнул люто:

— Ошибка в твоем ДНК, придурок!

Пока он объяснял что-то непутевому программисту, я разглядывал его виртуальное кресло. Наверное, только для одного меня оно не кажется всего лишь ультрасовременным девайсом. Я вижу это неким порталом в другие миры. В настоящие, не нарисованные, в которых я родился и жил. И в то же время это мой последний выход. Средство окончательного побега. Если в Сети от «Новой надежды» еще можно спрятаться. Вариант Дикаря, о работе на корпорацию, я даже не рассматриваю. Если Терехин каким-то чудом и сдержит слово, то настоящие начальники (кто там сейчас во главе?) ни за что не оставят меня в покое. Так что, пока есть возможность, нужно забирать Алису и валить отсюда к чертовой матери. Даже еще дальше, куда-нибудь, где мне смогут создать новое тело. Этот вариант теперь самый правдоподобный, особенно с учетом удачных опытов Януса Карта с конструктами…

Программист закивал быстро, из-под начальственного гнева его как ветром сдуло. А Дикарь, кивнув мне, взялся за шлем и полез в кресло. Оно жалобно застонало под его слонячьим весом.

Я подошел ближе, спросил:

— Ты уверен, что там действительно «Ифриты»?

Он буркнул рассеянно:

— На все сто. Я их создавал, парень.

— Ну, как знаешь.

Пару минут хакер набирал на клавиатуре команды, потом компьютер спросил с важностью:

— Виртуальная сессия подготовлена. Запускать программу?

На шлеме Дикаря обозначились семь экранов, он повозился в кресле, дал отмашку:

— Запускай.

— Осторожнее там, — шепнул я, но, как и следовало ожидать, Дикарь меня не услышал.

После почти незаметной судороги его тело расслабилось. Бывший хакер заглянул в кроличью нору…

Врачей нашел без подсказок, в крохотном помещении, похожем на архив. Эскулапы курили и травили друг другу байки из профессиональной деятельности. Услышав уже окончание рассказа, у меня мурашки пошли по спине. Хоть и нравятся мне врачи, хорошая профессия, но вот их специфического чувства юмора не пойму никогда. В этом плане я законченный гуманитарий. Привык относиться к телу человеческому как к сосуду с душой, а не как к мешку с костями и органами.

При моем появлении врачи затушили сигареты, тщательно вымыли руки, опрыскали какой-то гадостью, а потом еще и сунули под какую-то странную лампу.