Однако наряду с этим Секст сильно осложнил снабжение Рима и Италии продовольствием. Его стратегия была направлена против триумвиров, но от нее с неизбежностью страдали и широкие слои населения, особенно беднейшие, по которым били ее последствия. В конце 40 г. до н. э. Антоний и Цезарь находились в Риме, где отпраздновали овацию за победу в Македонии. Ни тот, ни другой не пользовались популярностью, а потому толпа поносила их за нехватку продуктов, поскольку считала, что они должны начать переговоры с Секстом. Подобно ветеранам, основная масса народа хотела мира и, идя по стопам ветеранов, устраивала яростные акции протеста, чтобы заставить правителей пойти на уступки. В начале 39 г. до н. э. Цезарю пришлось иметь дело с разъяренной толпой, когда он занимался делами на Форуме. Полетели камни, и немногочисленной свите пришлось вступить в схватку, чтобы защитить его.

Антоний пришел на помощь, приведя отряд солдат по Священной улице (Via Sacra). Поначалу народ преградил ему путь, не совершая никаких враждебных действий, поскольку считал его более благосклонно настроенным по отношению к Сексту. Однако когда Антоний приказал своим воинам проложить путь через толпу, она отреагировала враждебно, забросав его людей камнями и отогнав их прочь. Солдаты перегруппировались и получили подкрепление. Затем они нанесли удар по Форуму с двух направлений, поражая тех, кто оказывал им сопротивление. Воины Антония пробили себе дорогу, чтобы спасти Цезаря, и вывели его, однако несколько часов спустя толпа вновь завладела сердцем города и лишь позднее постепенно рассеялась.[279]

Антоний и Цезарь обратились к матери Секста Помпея, задействовали и другие связи, благодаря чему весной смогли начать переговоры. Обе стороны не доверяли друг другу, и первая встреча состоялась около города Байи на берегу Неаполитанского залива. Соперничающие политики стояли на деревянных помостах, возвышавшихся над водой. К соглашению прийти не удалось, однако летом переговоры возобновились (они проходили близ Мизенского мыса), и на сей раз встреча принесла успех. Секст вновь получил законное право командовать теми силами, которые у него имелись. Его ввели в состав сената и дали провинциальное командование над Сицилией, Сардинией и Корсикой, которые он и так контролировал, а также Пелопоннес в Греции. Антоний, к тому времени уже ставший авгуром, обеспечил допуск Секста в эту жреческую коллегию, и он был намечен в консулы на 33 г. до н. э. – выборы контролировались триумвиратом.

Мизенский договор положил конец блокаде Италии, однако выгод самому Сексту он давал немного, поскольку в целом просто закреплял статус-кво. Тем не менее он настоял на том, чтобы триумвиры даровали прощение тем проскриптам и прочим, вынужденным бежать, и позволили им вернуться в Италию, а также возвратить им четверть конфискованного имущества. Лишь уцелевшие убийцы Юлия Цезаря и еще несколько других лиц были исключены из амнистии. Возможно, многие аристократы, бежавшие на Сицилию, оказывали давление на Секста, чтобы добиться мира в надежде на возвращение домой – интересно, что шурин Цезаря Скрибоний был намечен в консулы на 34 г. до н. э.

Секст не мог вернуться в Рим, не сдав командования флотом и его базами, и он так же не хотел этого делать, как Цезарь и Антоний – распускать свои легионы. Только обладая силой, кто-либо из военных вождей мог сохранять влияние и оставаться в безопасности продолжительное время. Антоний купил на аукционе дома и поместья Помпея Великого, в том числе большой дом в фешенебельном районе Карины на склоне Палатинского холма. Это название дословно означало «кили», и когда Секст принимал Цезаря и Антония на своем флагманском корабле, он пошутил, сказав, что кили его судов теперь его единственный дом. Во время этого празднества, последовавшего за теми, что устроили Цезарь и Антоний на суше, один из адмиралов Секста,[280] как говорят, сказал, что может сделать своего хозяина повелителем мира, перерубив канаты и расправившись с гостями. Секст не согласился на такое коварство, с сожалением заметив, что было бы лучше, если бы адмирал поступил так, не советуясь с ним.[281]

Любовники

Когда проскрипты возвратились домой, Секст остался на Сицилии, и не вызывает сомнений, что он официально установил контроль над Пелопоннесом. Антоний и Октавия совершили путешествие на Восток и провели зиму 39/38 г. до н. э. в Афинах, триумвир с головой окунулся в жизнь греческого города. Афиняне называли супружескую пару «богами-благодетелями», именуя Антония «новым Дионисом», и устроили брачную церемонию между ним и Афиной, божественной покровительницей города. Эти почести не помешали ему потребовать от афинян подати в виде «приданого», но, видимо, восторженный прием, оказанный триумвиру и его жене, привел к уменьшению размеров того, что им пришлось заплатить.

Когда наступила весна, Антоний официально совлек с себя греческое гражданское платье и вновь предстал в облике римского полководца. Его военачальник Вентидий Басс уже изгнал парфянских захватчиков из римских провинций.[282] Важнейшей задачей для Антония в последующие годы было примерное наказание парфян и в конечном счете месть за Красса.[283]

Цезарь же остался в Италии и приступил к осуществлению судостроительной программы, чтобы создать мощный флот. Единственной целью для него являлся Секст Помпей, но пока сохранялся хрупкий мир, настроение в Риме в целом было бодрое, поскольку теперь продовольствие в изобилии поступало туда, и изгнанники возвратились домой. Одним из них был Тиберий Клавдий Нерон, в 42 г. до н. э. занимавший магистратуру претора, а затем по-донкихотски отказался в конце года сложить должность. Человек с неустойчивыми симпатиями (в гражданскую войну он поддерживал Юлия Цезаря, а затем восторженно приветствовал его убийц после мартовских ид), Тиберий во время Перузинской войны присоединился к Луцию Антонию и начал собирать силы среди тех, кого обездолили получившие землю ветераны. Когда восстание потерпело поражение, он попал в проскрипции и последовал, спасаясь бегством, по проторенному пути на Сицилию, однако не похоже, чтобы Секст Помпей тепло принял его, и он отправился в Грецию. Трудности, по-видимому, не прекратились, поскольку ему пришлось бежать из Спарты, и его свита оказалась настигнута лесным пожаром, едва избежав несчастья.[284]

Жена Клавдия Нерона была во всех отношениях куда более примечательной личностью, чем ее супруг. Ее звали Ливией, хотя нередко она упоминается под прозвищем Друзиллы. В жилах этой женщины текла также кровь Клавдиев – она принадлежала к иной, чем ее муж, более уважаемой патрицианской ветви рода. Веса этому обстоятельству придавало то, что ее отец был усыновлен Марком Ливием Друзом, отпрыском одной из старейших и влиятельнейших фамилий плебейской аристократии. Ливий Друз занимал должность плебейского трибуна в 91 г. до н. э. и отстаивал интересы италийских союзников. Он был убит, и результатом стало то, что вскоре они подняли восстание, известное как Союзническая война, вынудив республику начать процесс наделения их правами римского гражданства. Многие вспоминали трибуна с большой симпатией. Отец Ливии был проскрибирован, сражался вместе с «Освободителями» и покончил с собой после битвы при Филиппах. К этому времени его дочь уже вышла замуж и в ноябре 42 г. до н. э. одарила своего мужа сыном, которого звали Тиберием Клавдием Нероном.[285]