Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Более универсальным языком, чем русский, в северных пределах была инопись. Очень сложный язык, в котором каждое слово в зависимости от соседнего могло иметь два или три значения. На нем написаны книги, сохранившихся с прежних эпох, у которых вместо страниц настолько тонко выделанная кожа, что рвется под пальцами. Сейчас забытым языком пользуются редко, либо отдавая дань традиции, либо если при переводе написанное утрачивает смысл и силу. Есть книги, которые не переводят и вообще не открывают.
Некоторые энтузиасты, не желая терять корни, издавали английские, немецкие, польские словари, переписывали фолианты на свитки, расписывали полотна иероглифами или вязью. Пределы большие, но, как бы ни была велика Россия, Северные пределы больше, у них вообще нет границ как таковых, так что можно легко встретить в библиотеке ведьмака или целителя томик с заговорами на французском или итальянскими рецептами приготовления человеческих мозгов во фритюре с пастой на гарнир. Вот бы где разгуляться правозащитникам языковых меньшинств, жаль, здесь таких не водилось, а универсальный язык силы понимали все, даже самые неграмотные.
В западных пределах ситуация была обратной, там главенствовал английский, в восточных — дикая смесь диалектов японского, китайского, в южных — арабский. У нас в самом центре русскоговорящих территорий найти словарь для перевода с инописи на испанский гораздо сложнее, чем на русский, и я обоснованно надеялась, что мне повезет.
Я вышла в зал-коридор. Везде бардак. Кто-то постарался перерыть тут все. И этот кто-то торопился, или был не в себе, или и то и другое вместе. Люк в подпол я нашла ближе к окну в правой половине дома. И, конечно, он был приглашающе открыт. Как же иначе? Лестница вниз хорошо освещалась, но это все равно был колодец, уводивший под землю, и никаким набором лампочек этого не изменишь.
— Не могу поверить, что собираюсь это сделать, — сообщила я стенам и поставила ногу на ступеньку.
На самом деле этот подвал отличался от того, который я посещала во сне. Другая ширина и высота ступеней, камень чуть светлее и по-другому обработан, немного скошенный пол, не арка, а проем со снятой дверью. Зал, залитый светом, в форме пятигранника, пол с желобами рисунка вдоль стен и лучей от углов к центру. На одной стене-грани — знакомый знак, вплавленный в полированный кусок гранита. Остальные стены чисты в своей грубости и неровности.
Руку обожгло болью. Но впервые, как начались мои прогулки по подземельям, я не обратила на это внимания. Боль как пришла, так и уйдет. Под кругом с загогулиной рода, скорчившись, лежала змея. Слишком большая змея с черной чешуей и в длинной голубой куртке. По рукам, вернее, лапам, вообще-то змеям не положенным, текла самая обычная красная кровь.
— Пашка! — закричала я, подбегая ближе.
Книжка со стуком упала на пол. Я склонилась над явидью, не понимая, что могу сделать. Пульс искать? У змеи? Я просунула руку под шею, пытаясь приподнять, но она оказалась неожиданно тяжелой, словно статуя, отлитая из металла. Я напряглась и даже приподняла голову на пару сантиметров, чтобы тут же уронить обратно.
— Ольга. — Явидь открыла глаза.
— Слава святым, — закричала я и потянула, — вставай немедленно! Ишь чего удумала! У тебя же яйцо!
— Я в порядке, — тихо сказала Пашка, — кровь уже остановилась. Смотри.
Она подняла руки, показывая рваные полосы на запястьях, полные запекшейся крови, скорей всего, она вспорола их собственными когтями.
— Я вижу, куда уж лучше.
— Чтобы меня убить нужно что-то поболе, чем рваные вены. — Она грустно усмехнулась и приподнялась.
Чешуйки стали сглаживаться, срастаться, превращаясь сперва в рисунок на коже, а затем растворяясь в ней. Через несколько секунд рядом со мной на полу сидела девушка, и я без труда помогла ей подняться. Стена под знаком была испачкана кровью. Если приглядеться, мазки складывались в симметричные символы.
— Он мертв, — девушка встала и отряхнула куртку.
— Ты этого не знаешь.
— Знаю, — она указала на стену, — призыв на крови, на знаке рода. Сам демон не смог бы такой игнорировать. Константин не ответил. Значит, он мертв.
Стоило мне посмотреть на знак, как в руку влилась огненная боль. Так я скоро начну путать сон и реальность.
— Хорошо хоть молчишь, — добавила Пашка, застегивая высокий сапог.
— Почему?
— Ты ж его до смерти боялась. Когда он пропал, чуть от радости до потолка не прыгала, — она подняла второй сапог, — если б начала сокрушаться и сочувствовать, я бы тебя ударила.
Я прислушалась к себе, прежней радости от исчезновения экспериментатора не было, а вот беспокойства, грозящего перерасти в страх, сколько угодно.
— Пойдем отсюда, — предложила я, поднимая с пола книгу из библиотеки мертвого целителя, — у меня от этого места мороз по коже. Как представлю…
— Здесь слишком глубоко и холодно для рабочих образцов, — перебила Пашка, — но если хочешь, могу показать несколько.
— Обойдусь, — буркнула я.
Девушка погасила свет и прикрыла дверь. Дом черного целителя провожал нас взглядом темных глаз-окон и блесками падающего под полной луной снега. До жилища девушки мы дошли в полном молчании. В голову приходили банальные слова утешения, а явидь доходчиво объяснила, что сделает, если их услышит. Как я и предполагала, дом был заперт.
— Я теперь не только за себя отвечаю, — пояснила она.
Внутри было тепло, сухо и чисто. Минимум мебели, широкие проходы, большие лампы, ни табуретов, ни стульев. Тахта, стол, глубокое кресло. В своем доме она могла находиться в любом обличье.
— Можно? — спросила она, скидывая одежду и указав на книгу, что я прижимала к куртке.
— Это я должна у тебя разрешения спрашивать, — смутилась я, протягивая том.
— Ему уже все равно.
Пашка раскрыла книжку, перебрала несколько страниц и указала пальцем на один из рисунков. В круг вписали ромб, а в него — овал.
— Мой род, — сказала девушка.
Логично, рисунок напоминал змеиный глаз.
— Знак явиди? Явидей? Прости, — сказала я, видя, как она морщится от каждого предположения.
— Знак нелюди, — пояснила она, — род нелюдей. Знаешь, сколько в нем подродов? Нет? Вот и я не в курсе. Явиди, фениксы, гарпии, саламандры, химеры, василиски, еще черт знает кто.
— Понимаешь инопись?
— Почти нет, — девушка перевернула несколько страниц, прежде чем с сомнением указать еще на один круг с большой печатной буквой «Е» в центре, — ведьмаки и ведьмы.
— Еще чьи-нибудь?
Она резковато тряхнула книгой и захлопнула ее, хотя до конца оставалось больше половины.
— Извини, но не сейчас, — она вернула том.
— Ты ведь не собираешься делать глупости? — спросила я, внимательно приглядываясь к девушке и прикидывая, не напроситься ли в гости с ночевкой.