– Скажи, Виктор, а как ты пришел к Богу?

– Это был долгий путь. Начало было положено еще в раннем детстве. Ведь детская вера самая крепкая и искренняя, она не задает вопросы – не зря же Иисус обещал спасение тем, кто будет верить в него, как ребенок. В храм меня тогда приводил отец.

Как же там было красиво… Великолепие образов и роскошные убранства летнего предела поражали воображение. Казалось, что я уже в раю – ведь не зря же храмы еще называют Божьим домом. Ощущение чего-то легкого, возвышенного, торжественного всегда посещало меня в минуты пребывания в нем.

Но особенно красиво было в погожие дни, в утренние и вечерние часы. Тогда солнечные лучи проходили сквозь огромные окна под куполом, словно пронзая воздух, и лик Спасителя, нарисованный на нем, будто парил в воздухе.

Но детская вера есть детская вера, а когда человек вырастает, он начинает задавать вопросы. И первый, но главный вопрос: а почему мир так несправедлив? Почему одни безмерно богатеют и жиреют, зачастую несправедливо, а другие всю жизнь, не разгибаясь, трудятся и всю жизнь голодны? Почему те, кто воруют, живут долго и припеваючи, а у других дети умирают младенцами? Почему страдают невинные, почему случаются войны, гибнут люди?

– И ты нашел ответы?

– Да, нашел. Не сразу, конечно, но нашел. Однако этому поспособствовала моя служба в армии и война.

– Обрел на войне веру? Случилось чудо, наподобие моего спасения?

– Можно и так сказать. Случился хороший человек на моем пути. А точнее, войсковой капеллан, отец Илия. Он до духовной семинарии служил срочную и все тяготы военной службы знал не понаслышке. С новобранцами работал с полной самоотдачей с самого начала формирования части. И службы он вел как-то особенно: вдохновленно, самозабвенно, так, что все вопросы вылетали из головы, оставалось одно только упоение от литургии. Ты не думай, что в тыловых частях был рай земной. На фронте в чем-то бывало легче. К примеру, офицеры или унтера фронтовики редко позволяли себе поднять руку на простого солдата. Все-таки в бой вместе шли. А вот в тыловых частях мордобой процветал: что унтера, что командиры на фронт не рвались, предпочитая «отличаться» в подготовке солдат. И главным в процессе обучения было не получение боевых навыков, а муштра. Солдат должен был браво выглядеть, красиво маршировать, громко петь строевую песнь. Если что-то не так, сбил там ногу или не начистил сапоги, или, не дай бог, не подал команду дежурному офицеру – профилактика была одна: подставляй мордасы! В столовых нас обвешивали по-черному… А отец Илья был нацелен на истребление таких вещей, и нацелен жестко. Когда прознал про самоуправство одного из офицеров, лично высказал ему в глаза все прямо перед солдатами, а затем подал на имя командования рапорт. Последнего в недельный срок отправили на фронт, а остальные стали вести себя с солдатами осторожнее. Мордобоя стало поменьше.

Еще отец Илья организовывал нам на большие праздники походы в город, где служба проходила в кафедральном соборе. С помощью прихожан устраивал солдатам угощения, сладкие столы – а солдату в армии сладкого хочется больше прочего. Наш капеллан всегда был дружелюбен и открыт бойцам, отзывчив. Всегда старался помочь, хоть бы и правильным советом, который, как правило, приходился к месту, а когда мог, помогал и делом.

И воскресенье, когда мы шли на литургию, был самым любимым моим днем. Когда я видел сквозь стекла в храме зажженные свечи, внутри все замирало от восхищения и предвкушения того, что сейчас уже я окажусь в этом сказочном месте.

Вот таким был наш капеллан, который с самого начала службы был рядом. Ему-то я и задал все вопросы, мучившие меня. И получил правдивый ответ.

– Ну, так расскажи об этом. Признаться, ответы на такие вопросы и мне хотелось бы получить.

– Все на самом деле очень просто. Каждый человек заключает в себе образ Божий и каждому дается шанс на спасение. И все мы грешим. Кто-то ворует, убивает и насилует. А кто-то гордится, жадничает, ругается с ближними, осуждает, ленится, желает близости с разными женщинами и добивается этого, блудит. Кто-то обманывает, пускай и в мелочах, объедается и опивается без меры, когда имеет такую возможность, ненавидит, гневается. Кто-то нарушает пост едой или супружеской близостью, не кается в своих грехах, осуждает ближних. Каждый, понимаешь, каждый грешен. Вспомни про смертные грехи: там ведь не только убийство или воровство. Там многое из того, что совершается человеком, пусть и мысленно, каждый день. И если Господь будет карать за это сразу, то кто останется на земле? Младенцы? Еще раз говорю, каждому дается шанс на спасение, и далеко не один, даже если человек совсем заблудший.

Но одновременно с этим есть Божья справедливость, и если человек не кается в своих грехах до последнего, то несчастья, постигающие его и его род, поистине ужасны. Вот пример: сельский врач, желавший брака с красивой девушкой, что предпочла другого мужчину, «залечил» их ребенка. Тот сильно простудился, а лечение получил от другой болезни, причем совершено это было сознательно. Младенец умер.

И что в итоге? Эта женщина так и не ушла от мужа. Врач же в итоге встретил другую, женился на ней. Но вот прошло время, и уже выросли его дети. А потом вдруг его дочь взяли силой и убили какие-то залетные лихие люди. Сына тоже убили, в городе, где он учился. Не хотел налетчикам золотой брегет отдавать, отцовский подарок. Жена повесилась… А он остался в живых. Только его ад начался уже на земле.

Другой пример. Купец, погрязший в жадности, ворующий и обманывающий людей. Он сколотил свое богатство буквально на человеческих слезах. И что же? Его дочь, от которой он всю жизнь отдаривался, пристрастилась к морфию. А когда он попытался надавить на нее, выбросилась из окна.

Пример не такой жестокий? Приходит к прозорливому батюшке за советом прихожанин. У него пьет сын. Вот пьет, и всё, никак не могут его от этой страсти пагубной отлучить. Внимательно так посмотрел батюшка на прихожанина, а потом вдруг как закричит: «Да как же ты посмел зачинать ребенка, когда в колокола звонили Пасху?»

А уж если говорить про убийц, грабителей и прочих – так ведь редко кто из них доживает до средних лет, не то что до старости. Или вот свежий пример из жизни: на православных началась настоящая охота после Гражданской. А вот где теперь следователи, что нас вылавливали и судили? Свои же ведь их и уничтожили, в тридцать седьмом начав… Но, конечно, пути Господни неисповедимы. К примеру, будут болеть дети бывшего блудника, не покаявшегося в грехе похоти. Но могут заболеть, чтобы привести родителей в храм, не совершавших подобного греха, но и не пытающихся спастись в Церкви. Это может казаться странным, но ведь дитя поправится, как только родители осознают, в чем согрешили, и покаются… Нельзя недооценивать силу искреннего покаяния. Разве не разбойник первым обрел Царство Небесное, всем сердцем раскаявшись уже на кресте? Может, я что-то говорю неправильно, я не священник, но говорю то, что понял и как понял.

Вот что я точно знаю. Приходя в Храм в поисках спасения, нужно не других осуждать или роптать на Бога за несправедливость, в дерзновение забыв, кто дал нам жизнь. Нужно свою жизнь и свои грехи перед глазами держать и каяться в них, искренне каяться и стараться впредь не допускать. Ведь результат искреннего покаяния как раз и заключается в том, чтобы искоренить свои грехи. И когда человек ясно осознает пропасть своего падения, то он уже не думает о чужих ошибках и недостатках. Искренне верующий пытается сам спастись – любовью и благими деяниями, молитвою и постом. А также он пытается спасти своих ближних, только делать это необходимо в первую очередь не увещеваниями и нравоучениями, а примером своей жизни.