— Так что же все-таки случилось у вас…

— Надежда Семеновна, — подсказала старушка.

— Да; что же случилось, Надежда Семеновна?

— Да что у меня, старой дуры, случиться может? Помирать давно пора, а смерти все нет…

— Смерть — это не по нашей части, — заметил Данилов. — Так что же у вас болит?

— Эх, милый, — Надежда Семеновна перестала тереть глаза. — Это у старика моего болело, ох и болело. Десять лет тому, как отмучился. В земле отдыхает, да меня поджидает. Вот бы и мне к нему поскорей…

— Маразмус, — негромко сказала Вера над ухом Данилова.

— Куда ж без него, родимого! — ответил Данилов.

— Вот-вот! — оживилась Надежда Семеновна, неверно истолковав последнюю фразу Данилова. — Куда ж мне без старика-то моего…

— Так, значит, все у вас хорошо, Надежда Семеновна?

— Какой там «хорошо», доктор! Говорю же — пора мне на тот свет, за грехи свои перед Богом ответ держать… — Надежда Семеновна истово перекрестилась. — Чего ж в этом хорошего?

— Раздевайтесь! — потребовал Данилов.

— Заче-е-ем? — искренне удивилась старушка.

— Осмотрю вас.

— Чего там смотреть? — пригорюнилась Надежда Семеновна. — Кожа да кости и все в морщинах. Вон у тебя помощница какая ладная да справная. Ее и раздевай, а меня не трожь!

— Старые люди знают, что говорят! — прошелестел над ухом Данилова игривый Верин голосок.

— Надежда Семеновна! — Данилов добавил в голос строгости. — А зачем вы «скорую помощь» вызвали?

— Как — зачем?! — Маленькие глазки расширились от изумления. — Бессонница у меня, укольчик бы. Димедрол мне хорошо помогает, сплю с него сутками.

— Вера, сделай, пожалуйста, одну ампулу димедрола внутримышечно, — попросил Данилов.

— Ну, наконец-то, — с облегчением вздохнула Надежда Семеновна. — Ты, милок, не сердись на мои слова, но для доктора ты малость туповат. Измучил меня всю своими вопросами!

— Извините, Надежда Семеновна, — Данилов улыбнулся и развел руками. — Больше такого не повторится.

— Поглядим, — проскрипела пациентка, переворачиваясь на живот и задирая халат. — Ты там, милая, слегка трусы приспусти и коли!

— Плавали — знаем! — успокоила ее Вера.

По дороге на следующий вызов — подземный переход у станции метро «Рязанский проспект», мужчина пятьдесят, травма ноги, Данилов вдруг улыбнулся, что было сразу же замечено бдительным Петровичем.

— Что такое? — обернулся тот.

— Да так, вспомнил одно из своих первых дежурств. С Пимановым и фельдшером Комаровым…

— Помню таких, — подтвердил Петрович. — Пиманов потом в бомбилы подался, а Мишка Комаров сейчас в шестьдесят третьей врачом приемного отделения трудится.

— Там же, тогда же… Мужчина с травмой ноги в этом же переходе. Подъехали, спустились, видим, у стены сидит пропитой алкаш, а при нем — сержант, который нас и вызвал. Алкаш чуть ли не плачет, на ногу жалуется, болит мол. Мы с помощью сержанта подняли его в машину, уложили на носилки и занялись им вплотную. Нога, оказывается, болела уже две недели, а сегодня он вышел за очередной бутылкой и свалился от боли в переходе. Осмотрел ногу, нога оказалась та еще — отек и гиперемия левой голени, болезненность при пальпации по краям, да еще он вспомнил, что заболел после того, как провалялся всю ночь на сырой земле.

— Рожа! — с ходу поставил диагноз Петрович.

— Ты, Петрович, готовый фельдшер! — похвалил его Данилов. — Тебе и учиться не надо — можешь сразу экзамен по специальности держать!

— Хорош прикалываться! Рассказывай дальше.

— Дали нам место во второй инфекционной, и поехали мы на Соколиную Гору. Привезли, дождались своей очереди, заложили страдальца в бокс и ждем, когда нам за него распишутся. Но человек предполагает, а судьба смеется. Сняли там наш диагноз рожи. Коллегиально — два врача и заведующая. Поставили ему тромбоз глубоких вен левой голени…

— Без хирурга? — уточнила Вера.

— Без. Под вопросом. Делать нечего — отзвонился я на Центр и взял место в сто шестьдесят седьмой больнице. Там…

— Сняли хирурги тромбоз и снова поставили рожу! — Я выпалила Вера.

— Ты читаешь мои мысли, волшебница! — восхитился Данилов. — Так оно и было. Только заведующий сосудистой хирургией подстраховался — терапевта пригласил. Терапевт оказался ушлым мужиком — диагноз «рожистого воспаления» восстанавливать во избежание скандала не стал, а поставил дерматит неясной этиологии. И потащились мы из сто шестьдесят седьмой чуть ли не на Полежаевскую, в пятьдесят вторую больницу. Там нашего клиента наконец-то приняли, правда с диагнозом чесотки, а не дерматита, и я попутно нашли у него в голове вшей, которых я по неопытности пропустил. Пришлось еще на санобработку ехать, на Ярославское шоссе. Это был мой рекордный вызов. За все про все — двенадцать с половиной часов!

Сегодня все оказалось гораздо проще. Мужчину с растяжением связок правого голеностопного сустава Данилов доставил в травмпункт, после чего получил распоряжение возвращаться на подстанцию.

Карты судьбы неожиданно легли так, что в районе наступил настоящий «тихий час» — в гараже подстанции стояло три машины.

— И двенадцатая здесь, и четырнадцатая, и шестнадцатая, — Петрович от изумления чуть не врезался в стену. — Такое затишье не к добру. Определенно — не к добру!

И ведь накаркал, добрая душа. Только немного не так, как сам ожидал.

К Данилову, только усевшемуся в кресло в комнате отдыха, подошел доктор Сафонов.

— Вольдемар, — позвал он, — пойдем-ка на кухню, дело есть!

— Какое? — открыл глаза Данилов.

Сафонова знали как болтуна, фантазера и вообще пустого человека. Врачом он тоже был никудышным — мало знал, но много пыжился.

— Важное! — Сафонов заговорщицки подмигнул. — Пойдем быстрей, пока все здесь.

— Пошли.

Данилов с сожалением вылез из кресла.

Все — доктора Бондарь и Пыжненко и фельдшер Сорокин — уже сидели на кухне. Бондарь с Сорокиным тешились чайком, а Пыжненко лениво (она все делала лениво, как бы нехотя) грызла сушки, рассыпанные перед ней на поцарапанной пластиковой поверхности стола.

— Присаживайся! — играя роль хозяина, Сафонов затворил за собой дверь и указал Данилову на один из свободных стульев.

Данилов сел.

— Лучшие люди нашей подстанции решили обратиться к главному врачу с жалобой на действия нашей новой заведующей, — без предисловий заговорил о деле Сафонов, усаживаясь за самый дальний стол у окна.

«Да тут заговор, — удивился Данилов. — А я-то им зачем?»

— Сейчас я зачитаю текст жалобы, а потом вы ее подпишете…