– Посмотри. Это мост через Золотой Рог. Рисунок великого Леонардо.

Джахан, уже слышавший это имя от своего учителя, взирал на рисунок с благоговением.

– Султан Баязид обратился к Леонардо за советом, – пояснил старик. – А тот прислал ему этот набросок. И письмо, которое, по моему мнению, не отличалось излишней почтительностью. Леонардо ответил, что готов воплотить свой проект в жизнь. И построить еще много всего в Стамбуле. Даже разводной мост через Босфор.

Симеон выдвинул другой ящик и извлек из него несколько рисунков, выполненных, по его словам, великим Микеланджело. В большинстве своем эти рисунки изображали купола – Пантеона, кафедрального собора во Флоренции, Айя-Софии.

– Микеланджело тоже подумывал о том, чтобы приехать в Стамбул, – сообщил книготорговец. – Он упоминал об этом в своих письмах.

– Вы переписывались с ним?

– Да, только это было много лет назад. Микеланджело был тогда молод. Как, впрочем, и я сам. Он хотел работать в Леванте. Я всячески поддерживал его в этом намерении. Султан был готов его принять. Я служил между ними переводчиком. Вместе с францисканскими монахами. Правда, не уверен, что от монахов был хоть какой-то толк: они терпеть не могли турок. – Старик смолк, погрузившись в воспоминания. – Микеланджело собирался построить мост через бухту Золотой Рог, – продолжал он. – Предполагалось, что в одном из опорных столпов моста будет расположена обсерватория. И библиотека. А я должен был руководить строительством. – В голосе книготорговца послышалась горечь.

– И что же произошло? – спросил Джахан. – Почему этот план не осуществился?

– Микеланджело убедили, что ему не следует ехать в Стамбул. Внушили, что лучше быть убитым по приказу папы римского, чем получить награду от султана. Тем дело и кончилось. Рим есть Рим, Стамбул есть Стамбул. С тех пор никто не предпринимал попытки сблизить эти два города. – Симеон устало вздохнул. – Но имей в виду: он никогда не дремлет.

– Кто, эфенди?

– Рим, кто же еще. И его глаза устремлены на твоего учителя.

Джахан слегка поежился. Он вспомнил о строительных лесах, рухнувших из-за перерезанной веревки, о мраморе, который так и не был доставлен по назначению… Что, если за этими несчастными случаями скрывается чья-то злая воля? «Рим никогда не дремлет. И его глаза устремлены на твоего учителя». Фразы эти эхом отдавались у юноши в голове.

Старик меж тем подошел к одной из полок и снял с нее увесистый том, снабженный многочисленными гравюрами:

– Это тебе. Скажи учителю, что я выбрал для тебя именно эту книгу. – Скользнув взглядом по переплету, Джахан потянулся было за кошельком, но книготорговец покачал головой. – Нет, юнец, оставь свои деньги при себе. И мой тебе совет: учи итальянский. Если ты собираешься строить мосты, то должен уметь изъясняться на чужеземных языках.

Джахан, не найдя, что сказать, сунул книгу под мышку и вышел из лавки. Лошадь покорно ждала его. Лишь спешившись у дома Синана, он вспомнил, что не знает даже названия подаренной ему книги. И взглянул на первую страницу: «La Divina Commedia»,[19]сочинение некоего Данте Алигьери.

* * *

Когда Джахан протянул книгу учителю, тот расплылся в улыбке.

– Судя по всему, ты понравился Симеону, – сказал он. – Старик подарил тебе свою любимую книгу.

– Он сказал, что я должен выучить итальянский язык.

– Что ж… он совершенно прав.

– Но кто же будет меня учить?

– Сам Симеон, кто же еще. Он уже выучил итальянскому Давуда, Николу и Юсуфа.

Джахан ощутил укол ревности. До этой минуты он считал, что старый книготорговец удостоил его особого расположения.

– Выучить чужеземный язык – все равно что получить ключ от дворца, – продолжал Синан. – То, что ты сумеешь найти внутри, зависит лишь от тебя самого. Ты все понял?

Джахан невольно просиял, представив, как он входит во дворец, наполненный сокровищами.

– Да, учитель.

С тех пор Джахан стал часто бывать у книготорговца, и этот дом, где он провел много счастливых часов, мало-помалу стал для него родным. Джахан уже не ощущал себя странником, случайно проникшим в неведомое царство книг. Читая взахлеб, он познавал себя. Изучив итальянский, он принялся за латынь и французский. Его мастерство чертежника и рисовальщика тоже совершенствовалось, никто уже не считал Джахана новичком, среди учеников Синана он чувствовал себя равным. Наконец настал день, когда учитель распахнул перед ним двери своей библиотеки. Еще одно богатейшее книжное собрание располагалось в Вефе, в резиденции придворных зодчих, где Джахан бывал несколько раз в году. Но нигде чтение не доставляло ему такого удовольствия, как в доме старого Симеона, насквозь пропахшем чернилами, старой кожей и свежеиспеченным хлебом.

Трубя, рокоча и громко топая, Чота расхаживал взад-вперед. Прежде он уже два раза впадал в подобное неистовство, которое через несколько часов проходило само собой. Но нынешнему буйству не предвиделось конца и краю. Разъяренный слон наводил такой страх на работников зверинца, что Джахану пришлось заковать его в цепи. Но утром его питомец порвал цепи и сломал несколько деревьев в саду. Железы, расположенные у него на шее, испускали пахучее липкое вещество. Джахан хорошо знал: это верный признак того, что слон одержим похотью.

Отыскать для Чоты подругу в Стамбуле было не менее трудно, чем найти снег в августе. Все усилия Джахана ни к чему не привели. Стоило ему заговорить о слонихе, люди смеялись ему в лицо, а затем захлопывали двери прямо перед его носом. Даже неунывающий Олев, укротитель львов, беспомощно разводил руками, не зная, как помочь беде.

Когда Михримах в сопровождении няньки вновь появилась в саду и заявила, что хочет видеть Чоту, Джахана прошиб пот. Пытаясь объяснить дочери султана, по какой причине слон впал в буйство, юноша испытывал такой жгучий стыд, что слова застревали у него в горле.

Догадавшись, в чем дело, Михримах расхохоталась. Но когда она заговорила, в голосе ее звучала грусть.

– Что ж, наш слон стал взрослым, – сказала она. – Он уже больше не милое дитя. Всем нам рано или поздно приходится расставаться с детской невинностью.

Джахан попытался робко протестовать:

– Светлейшая госпожа, скоро Чота успокоится и станет таким, как прежде. Тогда вы вновь сможете его увидеть.

Михримах, не глядя на него, покачала головой:

– Ты когда-нибудь пытался поймать ветер, погонщик? Или достать луну с неба? В этом мире есть вещи, которые находятся вне нашей власти. Я уже смирилась с этим, и однажды настанет день, когда и тебе придется сделать то же самое.

Тут Чота, словно услышав, что речь идет о нем, и пожелав участвовать в разговоре, принялся реветь и громыхать цепями. Он производил такой оглушительный шум, что Джахан был не в состоянии толком поразмыслить над словами Михримах.