«Почему его голос не изменился? — удивилась она. — Он всегда звучит одинаково. Как может он быть довольным и невозмутимым, когда происходит такое?» Линда содрогнулась, едва сдержав рыдание. Может, на самом деле Незнакомца не существует. Он ведет себя как глиняный болванчик, оживленный с помощью магии, но лишенный души. Линда внимательно посмотрела на дочь, и сердце ее упало. Сара сидела с открытыми глазами, однако их взгляд был пустым, бессмысленным и потусторонним. Она раскачивалась взад-вперед… Ее крепко сжатые губы побелели. «Понимаю, что ты чувствуешь, малышка», — в отчаянии подумала Линда.

— Я знаю, как тебе больно, — сказал Незнакомец успокаивающе. — Мы должны раз и навсегда остановить твои страдания. — Он наблюдал за раскачивавшейся Сарой, из уголка его рта даже потекла слюна. — Я сдержу слово. Если ты сделаешь то, что я тебе велю, я не причиню ей боли.

«Ты уже причинил, — подумала Линда, — но, может, ей все-таки повезет, если она останется в живых? От душевной травмы можно излечиться, а из мертвых уже не восстать».

Незнакомец подошел к Сэму сзади, достал из кармана куртки ключи и, присев на колени, снял наручники с его лодыжек и запястий. Тело Сэма повалилось и глухо ударилось об пол, словно мешок с песком.

— А сейчас, — сказал Линде Незнакомец, — я дам эти ключи тебе. Будь добра, сними сама наручники с ног.

Линда повиновалась.

Левой рукой незнакомец вытащил из-за пояса пистолет.

— Я положу его на пол, вот здесь, — сказал он. Затем подошел сзади к Саре и приставил свой пистолет к ее затылку. — Сейчас я начну считать. На счет «пять» ты должна вышибить себе мозги, иначе я выстрелю Саре в затылок, а потом буду насиловать и мучить тебя несколько дней подряд. Ты поняла?

Линда вяло кивнула.

— Вот и хорошо. Оружие — штука мощная. Когда ты дотронешься до него, тебе покажется, что оно передало тебе часть своей силы. Ты даже можешь решиться на смелый и безрассудный поступок. Но не обольщайся. Стоит только стволу пистолета двинуться в мою сторону, и я убью Сару. Догоняешь?

Линда не отвечала, лишь пристально смотрела на него.

— Линда, — терпеливо сказал Незнакомец, — ты слышала мои слова?

Линда вынудила себя кивнуть.

«Сэм, меня нет, — пронеслось у нее в голове. — Я уже мертва».

Она взглянула на пистолет, лежавший на ковре. На пистолет, который скоро будет держать в руках, который позволит ей вновь соединиться с Сэмом и сохранить Саре жизнь (она так на это надеялась!).

— Я позволю тебе то, что позволил и Сэму. Можешь произнести только одну фразу. Твоя последняя возможность поговорить с дочерью.

Линда взглянула на Сару, на свою бледную, дрожащую и такую красивую доченьку. «Запомнит ли она мои слова?» Линде оставалось только надеяться, надеяться на то, что слова ее укоренятся в сознании Сары, а позже всплывут и поддержат ее. Может, они придут к ней во сне?

— Я всегда буду рядом, Сара, я буду наблюдать за тобой с облаков.

А Сара все раскачивалась взад-вперед.

— Очень мило, — сказал Незнакомец. — Спасибо за краткость.

И вновь на нее накатил гнев. Линда рассвирепела, как дикая кошка.

— Придет день, и ты сдохнешь, — прошептала она, дрожа от ненависти. — Смерть твоя будет долгой и мучительной. Ты поплатишься за нас с Сэмом и за прочих.

Незнакомец пристально посмотрел на Линду и улыбнулся:

— Судьба — штука любопытная. — Он пожал плечами. — Возможно, ты и права. Но это будет потом. А сейчас… я начинаю считать. Я стану считать неторопливо, пока не дойду до пяти.

— Мои последние мысли будут о том, чтобы Господь послал тебе долгую и мучительную смерть.

Бесполезные слова, они ничего не изменят, но другого сопротивления Линда оказать не могла. Незнакомец, похоже, ее даже не слышал.

— Один, — сказал он.

Линда заставила себя успокоиться и взглянула на пистолет, лежавший на полу. «Ну вот и все».

Мир вокруг Линды стал постепенно исчезать. Словно кто-то выключил звук жизни. Она слышала лишь биение собственного сердца и медленный счет Незнакомца. «„Один“ уже был. Затем будет „два“. Потом „три“. „Четыре“. А потом?.. Дам ли я себе услышать слово „пять“? Или нажму на курок раньше? Зачем ждать, смелей…»

«Один» все еще эхом отдавался в сознании Линды, когда она двинулась к пистолету. Ей было слышно, как от него вибрирует воздух. Время словно растянулось, и каждая секунда жизни со всей четкостью предстала перед ней. В жизни больше страданий, чем удовольствия. Линда это чувствовала как художник и пыталась выразить в каждой картине и скульптуре.

Резкость изображения. Именно она дает нам понять, что мы еще в игре. Линда встала на колени, подняла пистолет и убедилась в том, что его ствол не направлен в сторону Незнакомца.

— Два.

Звук потряс Линду — Незнакомец этим «два» будто дал ей пощечину. Ярость прошла. Линда изумилась холоду стали. Неестественно гладкая, сталь ничего хорошего не предвещала.

«Дуло направляют на врагов, — подумала Линда, глядя на пистолет. — Кто-то ведь придумал это орудие убийства. Сделал эскиз, прикинул так и этак: „А давайте возьмем кусок стали, наполним его стальными пулями и будем уничтожать людей“».

— Три.

Эту цифру Линда восприняла почти бесстрастно. «А пистолет-то с глушителем, как у террористов и наемных убийц. Тайная смерть. Всего лишь кусок металла, — подумала она. — Ни больше ни меньше. Бесчеловечный. Не стоит наделять его человеческими качествами, он для того, чтобы целиться и стрелять. Как говорят моряки, это — мое оружие, есть много ему подобных, но это — мое…»

— Четыре.

Время остановилось. Не просто замедлилось — застыло. Линда замерла, словно окаменела. А затем в ее сознании, сменяя друг друга, как вспышки стробоскопа, стали возникать картины.

Сэм на полу.

Вспышка.

Сэм в ее объятиях.

Вспышка.

Сэм кладет телефонную трубку. Его лицо побелело. Смотрит на нее. «Мой дед умер». Слезы. И Сэм снова в ее объятиях.

Вспышка.

Лицо Сэма над ней, его затуманенный взгляд, полный любви, желания и райского наслаждения…

Она умоляет его продолжать, еще секунду, еще и еще… «Это именно то ощущение, — изумилась Линда, — когда ты уже на пике страсти, но держишься из последних сил, стараясь продлить удовольствие, отодвинуть манящий, ослепляющий взрыв. В такие мгновения перестаешь дышать, сердце замирает».

И вновь вспышка.

Сара.

Сара смеется.

Сара плачет.

Сара живая.

«О Боже! Сара, любимая доченька». С последней вспышкой Линда вдруг осознала, что любви дочери ей будет недоставать больше всего. Ее пронзило страстное, безудержное желание жить. Если боль сравнить с дождем, то в сердце Линды бушевал океан этой боли. И она выплеснулась пронзительным воем, сдержать который Линда была не в состоянии, предсмертным криком, от которого замирают в полете птицы. Даже Незнакомец поморщился, правда, чуть-чуть.