Внезапно Стирлинг вскочил из-за стола и, приблизившись к сейфу, достал из него большой коричневый конверт, а из конверта пачку фотоснимков на глянцевой бумаге. Быстро выбрав один из них, он показал его Майку.

— Вы знаете этого человека? Может быть, это Слай Капра или его деловой партнер? — спросил он, понимая, что если Майк наведет их на убийцу Мариссы, это, возможно, раскроет и инкогнито того человека, который угрожает Ребекке.

Майк внимательно присмотрелся к снимку, на котором был запечатлен подозрительный субъект, поправлявший шторы перед окном, которое он незадолго до этого распахнул.

— При чем здесь он?! — почти раздраженно воскликнул Майк. — Это же официант! Как вы могли подумать, что это Слай или его деловой партнер? Нет-нет… и речи быть не может!

— Вы уверены?

Майк сделал оскорбленное лицо, словно Стирлинг только что зло посмеялся над ним.

— По-вашему, я не могу отличить джентльмена от простого официанта? Говорю вам, это не Слай и не его партнер! Это вообще какой-то… сорокалетний испанец! — Он швырнул снимок обратно на стол. — А что?

— Да просто интересно… — уклончиво ответил Стирлинг. — Мне нужно сделать подписи ко всем снимкам. Боюсь ошибиться.

— Подписи? И под снимком с официантом тоже? А где это вообще происходило… Хотя постойте! Можете не отвечать, я знаю! Ребекка фотографировала это в ту ночь, когда погибла Марисса, не так ли? — Майк ткнул в снимок крючковатым пальцем. — Неужели этот официант тоже приятельствовал с Мариссой?

Майк давно перестал называть покойную ее настоящим именем. Не было смысла. Если в Нью-Йорке и о Мариссе-то мало что знали, то про Трейси и вовсе никто не слышал.

— Не думаю, — протянул Стирлинг. — Скажите-ка лучше, этот человек, с которым вы говорили накануне… Как он относится к смерти Мариссы? Как к несчастному случаю или убийству?

— Первое, разумеется, — тут же выпалил Майк. — На убийство ничто не указывает. Она поскользнулась и выпала из окна, вот и все. Об этом писали во всех газетах. Да и в полиции так рассудили.

— Понятно.

— Так почему кому-то надо представить это убийством?

— Слухи ходили разные, — ответил Стирлинг. Он уже жалел, что заговорил об этом с Майком. Тот цеплялся за слова мертвой хваткой, как волк своими клыками в бок оленя.

— А другие снимки? Они тоже были сделаны на той вечеринке? — Майк кивнул на конверт, который Стирлинг держал в руках.

— Да.

— Можно взглянуть?

Стирлинг не сумел быстро найти предлог, чтобы отказать.

— Конечно, смотрите.

Майк долго вертел в руках фотографии, задерживаясь взглядом на тех, где была изображена Марисса. Эти снимки он уже видел на первых полосах газет.

— А она ничего, клевая девочка…

В шестидесятые он был молодым человеком, и в его речи до сих пор то и дело проскальзывал вульгарный сленг тех времен. Стирлинг усмехнулся. В эту минуту он готов был поспорить, что Майк носит под рубахой золотой медальон на цепочке.

— Да, она была красивая девушка, — проговорил он. — Во всем ее облике чувствуется трогательная незащищенность. Как у Мэрилин Монро.

— А вот и старый хрыч Венлейк… — заметил Майк, рассматривая снимок, на котором сэр Эдвард приветствовал своих гостей. Майк продолжал рассматривать фотографий и вдруг торжествующе хлопнул в ладоши и воскликнул: — А вот и Слай Капра, видите? Ну, похож он на официанта? Что я вам говорил! Джентльмена сразу узнаешь!

Анжела тяжело опустилась в одно из кресел в холле. Глаза у нее покраснели от недосыпания. Голос срывался и дрожал:

— У меня хорошие новости… и плохие тоже.

Сэр Эдвард помрачнел:

— Плохие? Насколько плохие?

— Он пришел в себя вскоре после того, как вы ушли…

— И?..

— Но врачи теперь не знают, поднимется ли он когда-нибудь на ноги.

— Черт! — буркнул себе под нос сэр Эдвард и сел на стул.

Дженни стояла молча, переводя встревоженный взгляд с матери на отца и обратно.

— А когда они будут знать? — глухо спросил сэр Эдвард.

— У него очень сильный ушиб позвоночника. Пока опухоль не спадет, он будет точно парализован, а потом… Врачи не исключают вероятность того, что так все и останется. Время покажет.

Сэр Эдвард хлопнул себя ладонью по лбу и пробормотал:

— Проклятие, проклятие, проклятие! Будь проклята та кляча!

— Это… был мой подарок Саймону, — всхлипнув, дрожащим голосом проговорила Анжела и неожиданно зарыдала.

Дженни смотрела на нее так, словно видела впервые. Мать никогда не плакала. Во всяком случае, при ней. И вот теперь она сидела в кресле, раскачиваясь взад-вперед, и все не могла остановиться. Слезы бежали и бежали по ее щекам, а из груди рвались глухие стоны, от которых у Дженни сжималось сердце. Не выдержав, она отвернулась. А отец подошел к Анжеле и положил ей руки на плечи.

— Ну будет, будет, старушка. Он поправится, вот увидишь. Все доктора — паникеры, я-то знаю…

Отойдя к окну, Дженни взглянула на схваченную морозцем, поседевшую лужайку, на темно-серое, унылое небо. По мерзлой лужайке бегала ворона, яростно клюя землю. От ее карканья Дженни стало очень тоскливо и одиноко.

— Я останусь здесь. Не уеду до тех пор, пока не станет окончательно ясно, что Саймон пошел на поправку, — услышала она за спиной голос отца. — Можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо тебе, Эдвард, — тихо ответила Анжела.

К удивлению Дженни, мать поблагодарила отца совершенно искренне. Не оглянувшись на родителей, девушка ушла к себе в комнату. В гимназии начался новый семестр. Ей пора было возвращаться к работе… и начинать новую, самостоятельную жизнь, если уж на то пошло.

Когда на следующее утро Дженни вошла в класс, ее появление было встречено радостным хором детских голосов. Младшая воспитательница, которая подменяла Дженни первые дни, пока та находилась в Пинкни, тоже улыбнулась, увидев ее.

— Господи, как я рада, что вы приехали! — воскликнула она. — Еще пара дней, и меня уже можно было бы отсылать в сумасшедший дом!

Дженни улыбнулась, порадовавшись тому, как тепло ее встретили.

— Так, что это за шум? — громко и строго проговорила она, перекрывая детский смех и изобразив на лице удивление. — Никогда в жизни не слышала ничего подобного!

Шестилетние воспитанницы заулыбались. Напускная строгость Дженни их не смутила. Они знали, что учительница на самом деле вовсе не сердится.

— Попробуем еще раз, но уже как положено, хорошо? — предложила Дженни. — Итак, доброе утро, дети!

Девочки дружно отозвались: