Каталист вздохнул, покрепче ухватил торбу и зашагал к полю; он смотрел на звезды и время от времени — на бескрайнее темное пространство, куда звезды вели его. Он то и дело спотыкался; земля под ногами превратилась в лоскутное одеяло из белых и черных пятен, лунного света и черных теней. Добравшись до края деревни, Сарьон оглядел поля пшеницы, волновавшейся под ветром, словно залитое лунным светом озеро. Обернувшись, Сарьон в последний раз взглянул на деревню — возможно, прощаясь с человеческим обществом.

Деревья-жилища бесстрастно стояли на земле; их переплетенные ветви отбрасывали в лунном свете странные, жутковатые тени. Нигде в хижинах не видно было ни огонька — и тусклый свет в окне Якобиаса тоже погас. Полевые маги, слишком уставшие, чтобы думать о чем бы то ни было, улеглись спать.

На мгновение каталист позволил себе подумать, что он мог бы кинуться обратно. Но затем, глядя на мирно спящую деревню, Сарьон понял, что не может этого сделать. Часом раньше, когда снедавший его страх был столь силен, мог бы. Но не теперь. Теперь каталист способен был развернуться и пойти прочь от людей, прочь от всей своей прошлой жизни. Он пойдет через ночь, ведомый крохотной, безразличной звездочкой. Не потому, что обнаружил в себе новые запасы мужества. Отнюдь. Причина была так же темна, как и тени деревьев, что окружали каталиста со всех сторон. Он знал, что не сможет вернуться, пока не узнает ответ.

Епископ Ванье солгал ему насчет Мосии. Почему он это сделал?

Этот мучительный вопрос и сопутствовавшие ему темные тени сопровождали Сарьона во время его пути по глухомани. Они оказались ценными спутниками, поскольку занимали разум каталиста, и другому спутнику — страху — пришлось тащиться позади. Поглядывая на звезды — а по мере того, как Сарьон забирался все глубже в густой лес, делать это становилось все труднее, — каталист размышлял над этим вопросом. Он пытался отыскать объяснение или оправдание, но в конце концов вынужден был признать, что ни объяснения, ни оправдания у него нет.

Епископ Ванье солгал. Это было очевидно. Мало того, это был целый заговор, скрепленный ложью.

Сарьон ненадолго остановился передохнуть, присел на камень и растер ноющие ноги, которые то и дело сводило судорогой. Вокруг слышались таинственные, зловещие звуки ночного леса, но Сарьон не обращал на них внимания. Он вспоминал тот день в Купели, когда его призвали в покои епископа, дабы он выслушал историю, поведанную отцом Толбаном. В сознании его отчетливо прозвучали слова епископа, милосердно заглушив низкое рычание какого-то хищника, преследующего добычу. «Складывается впечатление, что у этого Джорама есть друг, молодой человек по имени Мосия. Один полевой маг, проснувшись ночью от шума, выглянул в окно и увидел, как Мосия говорит с каким-то парнем, по всей видимости с Джорамом. Полевой маг не слышал, о чем они говорили, но готов поклясться, что до него донеслись слова «община» и «колесо». Он сказал, что при этих словах Мосия отпрянул. Но очевидно, его друг был очень убедителен, потому что наутро Мосия исчез».

Да, Мосия исчез. Но не из-за Джорама. Он бежал, потому что услышал, что им якобы заинтересовались Дуук-тсарит.

Внезапно за спиной у каталиста раздался пронзительный визг — и тут же оборвался, заглушённый яростным рычанием. Каталист подхватился с камня и кинулся наутек, не успев даже осознать, что же произошло. Когда же он снова взял себя в руки, Сарьону пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы унять бешено бьющееся сердце. Заставив себя успокоиться, Сарьон заново сориентировался по звезде, еле различимой из-за полога ветвей, — и пришел в смятение, обнаружив, что луна уже заходит.

Каталист вспомнил настойчивый совет Якобиаса ни в коем случае не бродить в темноте — и почти одновременно с этим ему вспомнилось, как отец Толбан украдкой взглянул на епископа Ванье, когда тот рассказывал про Джорама и Мосию. А еще ему вспомнилось, как Толбан залился краской, заметив, что Сарьон смотрит на него. Заговор лжецов.

Но зачем им это нужно? Что они скрывают?

И внезапно Сарьон понял. Поспешно шагая вперед в надежде добраться до реки, прежде чем луна окончательно зайдет, он решил эту загадку точно так же, как решал математические уравнения. Ванье знал, что Джорам находится в этой общине. Он солгал, чтобы скрыть свой настоящий источник информации. На самом деле, как понял Сарьон, Ванье многое знал об общине — что им очень нужен каталист, что они ведут какие-то дела с королем Шаракана... Следовательно, логично будет предположить, что у епископа есть свой шпион в общине. Это многое объясняет. Но — Сарьон нахмурился — для полной ясности не хватало последней детали.

Если у епископа есть свой шпион в общине, зачем ему понадобился Сарьон?

Каталист с головой ушел в эти размышления, в результате чего сбился и с мысли, и с дороги. Остановившись, Сарьон перевел дыхание, проверил направление движения по звезде и прислушался, не доносится ли шум реки. Ничего не было слышно, и Сарьон, логично рассудив, что еще не добрался до нее, решил внять словам Якобиаса и отдохнуть до утра.

Он начал искать себе местечко, где можно было бы спокойно провести предрассветные часы. Он еще не пересек реку и потому наивно рассудил, что пока находится в безопасности. Впрочем, даже если бы дела обстояли иначе, это мало что изменило бы. Каталист был так измотан непривычно долгим путешествием и нервным напряжением, что не смог бы сделать больше и шага. Рассудив, что лучше уж остаться поблизости от тропы (ему и в голову не пришло задуматься, кем или чем она могла быть проложена), Сарьон поплотнее завернулся в рясу и умостился под огромным дубом, устроив себе чрезвычайно неудобное ложе меж двух выпирающих из земли корней. Каталист свернулся клубочком и приготовился ждать до утра.

Сарьон вовсе не собирался спать. На самом деле он просто не верил, будто сможет уснуть. Луна зашла, и, хотя в небе ярко сияли звезды, ночь сделалась темной и пугающей. Отовсюду доносились непонятные звуки: шорохи, рычание, сопение. На каталиста смотрели чьи-то глаза, и он, отчаявшись, зажмурился.

— Я в руках Олмина, — взволнованно прошептал он. Но эти слова не принесли ему утешения. Напротив — они прозвучали как-то глупо и бессмысленно. Кто он Олмину? Всего лишь один из множества жалких людей, населяющих его мир? Всего лишь крохотное существо, куда меньше заслуживающее внимания Олмина, чем любая из этих ярких, сияющих звезд. Он, жалкий смертный, никакого света не излучает. Даже безграмотный крестьянин и тот способен куда искренне благословлять именем Олмина, чем он, Его каталист! Сарьон в отчаянии стиснул кулаки. Его Церковь, некогда казавшаяся Сарьону могучей и незыблемой, как гора, как сама земная твердь, теперь сотрясалась и рушилась.

Епископ, человек, ближе всех стоящий к богу, лгал ему. Епископ, перед которым он преклонялся, использовал его для каких-то темных, непонятных целей.

Покачав головой, Сарьон попытался вернуться мыслями к своим теологическим изысканиям, надеясь, что это поможет ему удержать ускользающую веру. Но с тем же успехом он мог бы пытаться остановить отлив, опустив руки в воду и хватая уходящую волну. Его вера зиждилась на людях, а люди его подвели.