Из всех своих товарок Джулиана пока подружилась лишь с одной – той самой голубоглазой эфиопкой, которую бей взял в гарем в один день с ней. Девушку звали Айша, ей исполнилось всего шестнадцать лет, и она представляла собой самое доброжелательное и милое создание, которое Джулиане только приходилось встречать. Но характер у темнокожей красавицы оказался стойким. Как и Джулиана, она дала себе клятву, что когда-нибудь вырвется из ненавистных стен сераля тунисского владыки.

Лишь спустя месяц после своего появления в гареме Джулиана узнала, что здесь, кроме них с сестрой, есть еще одна англичанка. Эту девушку держали в изолированном помещении, потому что она серьезно разболелась после того, как оказалась в этой золотой клетке. Джулиана смогла рассмотреть несчастную, когда лалла Фатин выводила ее на прогулку к пруду. Высокая и стройная, как тростинка, с молочно-белой кожей, печальными зелеными глазами с поволокой и пушистым облаком слегка вьющихся белокурых волос, закручивающихся у висков в нежные колечки.

Бесспорно, в Англии эта блондинка считалась бы образцом женственности и обаяния, но Джулиане казалось странным, что такой сластолюбец, как Джаббар, выбрал ее для себя. Хрупкая англичанка вовсе не соответствовала эталонам восточной красоты и могла пробудить в мужчине скорее почтительное умиление, чем желание плотских утех.

В первых числах знойного августа Джаббар Хафиз возвратился в свою столицу. На следующий день лалла Фатин объявила новым наложницам, что дней через десять великий господин желает устроить им повторный осмотр. Это известие вызвало ужасный переполох в гареме. Как узнала Джулиана, мужчины крайне редко посещают само помещение сераля, наоборот, это женщин приводят в покои господина, когда он пожелает их видеть. Новые наложницы пребывали в состоянии радостного возбуждения и с волнением ожидали предстоящего события. Ведь нередко случалось и так, что владелец большого гарема забывал о существовании некоторых невольниц и мог никогда не выразить желания даже взглянуть на них. Остальные обитательницы гарема, напротив, все эти дни казались недовольными.

Впрочем, двух своих жен, Халиму и Марджину, Джаббар приглашал к себе в первые же дни после приезда. Этой чести удостоилась и Азиза, что окончательно вскружило ей голову.

– Мой господин не забыл обо мне в долгие дни похода, – хвасталась она перед женщинами гарема, когда они собрались в помещении обширных бань, спасаясь от полуденного зноя. – Это значит, что жаркие ночи, проведенные в моих объятиях, оставили след в его сердце. Я смогла удовлетворить его страсть и пробудить желание новых встреч. Даже если мой любимый господин и призовет на свое ложе других женщин, чтобы никого не обидеть по своей неизмеримой доброте, я знаю, что только я могу разжечь настоящий огонь в его крови.

Джулиана, слышавшая эти самодовольные признания, презрительно усмехнулась. Ей казалось удивительным и чрезвычайно забавным, что многие женщины гарема не стесняются открыто выражать свои чувства. Как можно хвастаться перед другими своими победами, вызывая зависть и недоброжелательство, желание навредить? Или все дело в том, что у несчастных пленниц золотой клетки так мало возможностей удовлетворить свое непомерное тщеславие и они стараются как можно полнее насладиться короткими минутами случайного торжества, если уж такие выпадают на их долю?

Выбравшись из бассейна с прохладной водой, Джулиана обернулась широким махровым полотенцем и прошла в соседний зал, где можно было погреться на теплых мраморных плитах, устилавших пол вокруг бассейна с теплой водой, окутанного клубами густого пара. Что больше всего восхищало Джулиану в гареме, так это обширные роскошные бани, или по-арабски – хаммам. Здесь в каждом зале стены и полы были облицованы мрамором разного цвета. В купальне с прохладной водой – зеленым, в парильне – розовым, в той комнате, где девушка оказалась сейчас, – желтоватым. Имелось еще помещение, где находились многочисленные ванны и скамейки для массажа, там стены покрывал мрамор редчайших сиреневых и голубых оттенков.

Изабель была в том зале, куда вошла Джулиана. Из-за своей беременности она не грелась на мраморном полу, а отдыхала на матрасе, обтянутом мягкой телячьей кожей. Разложив на полу полотенце, Джулиана пристроилась рядом с сестрой.

– Не верится, что я провела в этих стенах почти целых два месяца, – проговорила она, покачивая головой. – Для меня эти недели пролетели, как один день.

Изабель снисходительно улыбнулась.

– Это потому, что ты постоянно была занята делами. Но вообще-то, время в гаремах тянется медленно, а дни кажутся бесконечными.

– Завтра вечером я снова увижу этого ужасного человека…

– Джулиана, – лицо Изабель внезапно посерьезнело, а губы сложились в тонкую полоску, – подумать только, я чуть не забыла тебя предупредить! Ты ни в коем случае не должна говорить Джаббару, что мы – родные сестры. Это неминуемо оттолкнет его от тебя и даст ему в руки лишний козырь… Ты понимаешь?

– Понимаю. Он получит возможность оказывать на тебя давление, угрожая, что расправится с твоей сестрой.

– Да. – Изабель помассировала виски. – Я очень боюсь чего-нибудь в этом роде. Хотя все может обернуться и не так. Но благоразумнее нам молчать.

Джулиана с беспокойством взглянула на сестру. За те два месяца, что они провели вместе, Изабель смогла хоть в какой-то мере стать прежней веселой и деятельной женщиной, она почти не вспоминала о своем опасном положении и угрозах Джаббара, посвящая все свое время занятиям с младшей сестренкой. Но теперь… теперь она снова была близка к той ужасной депрессии, в которой Джулиана ее когда-то застала. Этого ни в коем случае нельзя было допустить, ведь подобное состояние могло оказаться губительным для женщины в ее положении. Подавив тяжелый вздох, Джулиана постаралась придать лицу беззаботное выражение и с беспечной улыбкой обернулась к сестре. Она попала в эту мышеловку, чтобы найти Изабель, и спасет, вопреки всем плачевным обстоятельствам и каверзам судьбы.

– Не беспокойся, дорогая моя, он ничего не заподозрит, – с уверенностью пообещала она. – Хотя у нас с тобой почти одинаковые черты лица, мы кажемся совершенно непохожими. У тебя глаза матери, а волосы отца, а у меня – наоборот. Помнишь, как про нас сказал когда-то старый садовник Альфред из Риверс-холла?

– Да, прекрасно помню. Он сказал, что мы похожи и отличаемся, как белые и красные цветки шиповника.

Сестры одновременно рассмеялись и принялись вспоминать свои детские годы, забыв ненадолго про невеселую действительность.

– А знаешь, я ведь отправляла тебе письмо с одним надежным человеком, когда стала фавориткой Касима, – неожиданно сообщила Изабель.

– Ты отправляла мне письмо? – серьезно удивилась Джулиана. – Но разве… такое возможно? Разве реально послать отсюда весточку своим близким?

– Вообще-то, нет, – вздохнула Изабель. – Но Касим так любил меня, что разрешил это сделать.

– Но я ничего не получала! Когда это было, Изабель?