— Не по мне ноша. Тяжел слишком. Мне свой пока не жмет.

Нэд смотрел с недоверием. Клесх вздохнул, догадавшись, что тот снова его не понимает, и объяснил:

— Смотритель должен быть при Крепости. Чтобы все здесь держать хозяйской рукой. А я вряд ли тут задержусь. Одних разъездов, почитай, на год. Пока всех к делу приставишь, пока недовольных усмиришь…

Глава слушал и впервые испытывал благодарность к человеку, которого привык считать не иначе как помехой и укором собственной совести. Впервые осознал, что нечего ему с Клесхом делить, потому как и впрямь хотел тот не самолюбие потешить, а удержать Крепость, не дать ей пасть от дурости насельников.

Поэтому, сглотнув ком, стоящий в горле, Нэд негромко, но твердо сказал:

— Без пояса ты никто. Обычный вой. Я тебе отдаю знак власти. Носи с честью. А Цитадели, чтоб стояла прочно, и посадника хватит. А уж кто им станет — тебе, Глава, выбирать.

И с этими словами отошел. Клесх положил пояс на стол. Звякнули медные чешуйки. Сколькие мужчины до него вздевали на себя это ярмо? И все ли мечтали о такой доле? Он не знал. Да то и не было важно. Однако когда обережник застегивал тяжелый ремень, на миг поблазнилось, будто десятки невидимых глаз устремили пристальные взоры на него из темной вечности. По коже пробежал холодок.

Новоопоясанный Глава повернулся к креффам. Решение Нэда было похоже на злую насмешку, потому что всякий сидящий в этой горнице был старше Клесха. В душе они вряд ли сразу примут его, поэтому Нэд оказался вдвойне прав, говоря о том, что в Цитадели должен остаться посадник. Прежде такого обычая не водилось, однако…

— Я прикажу, чтобы

тебе

отковали железную посадскую гривну. Не откажи в чести.

Недавний властитель Крепости вскинул на Клесха удивленный взгляд. Ратоборец про себя с досадой подумал: отчего же Нэд постоянно думает о нем хуже, чем он есть? Неужто впрямь уверился, что у нового Главы достанет дурости отправить не старого еще креффа на покой, как ненужного дурака? Нет. Поразмыслил бы и понял — только его примет Цитадель.

Кто еще знает ее так же хорошо? Кому достанет силы и властности держать креффат и выучей железной рукой? Только ему — Нэду. С виду покажется, словно ничего не изменилось. Клесх уедет, а пока отсутствует, остальные обережники свыкнутся с мыслью, что именно он над ними теперь старший. Да и Нэду рано покуда на покой.

— Не откажу…

— Железную? — удивился со своего места Лашта. — Железную гривну?

— Дар, кровь и железо — есть суть Цитадели, — ровно ответил Клесх. — А серебро нам пригодится для торговли.

Колдун поразмыслил и медленно кивнул, признавая правоту этих слов.

— А поведай нам, воевода, как ты собрался выполнить данное посаднику слово? — мягко спросил со своего места Ольст, по-прежнему поглаживая больное колено. — Не уразумели мы.

— Мы не можем поднимать плату за свой труд, — Клесх сел за стол, потому что возвращаться на край скамьи, где он сидел до этого, было нелепо, — однако Цитадели нужны деньги. Десятина с каждого печища — это немало. Нам хватит, чтобы Крепость и те, кто здесь живут, ни в чем не знали нужды.

— Как ты собираешься дать всем защиту? Нас слишком мало, — напомнил Донатос, который столь внимательно слушал недавнего креффа, что даже не заметил, как Рыжка подкралась к нему и начала осторожно ловить лапкой болтающуюся на поясе шишку.

— Колдуны из троек займутся мертвецами и покойниками, а также начертанием обережных кругов там, где их нет. Старые же круги подновлять отправим подлетков. Тем, кто отучились три-четыре года, это уже по силам. Ратоборцы же отныне займутся выслеживанием только больших стай и сопровождением обозов. Остальное время будут готовить молодых парней…

— Ты никак дружины собирать решил? — загудел со своего места Дарен. — Да только какого Встрешника они нужны, коли Ходящего лишь Даром свалить можно?

— Они нужны прежде всего для защиты Цитадели. Мы будем кормить их, учить ратному делу. Это будут верные нам люди. И ежели вдруг случится бунт или недовольство, они станут стеной между людьми и Осененными. Думаешь, всякий захочет десятину платить? Нет. Иным купцам дешевле осенить двор защитой да нанять воя для обоза, ибо наторгуют они много больше, чем истратят. А тут из году в год — отстегивай, хочешь не хочешь, десятую долю прибытка. Обязательно найдутся те, кто начнут припрятывать добро и лукавить. Думаешь, ратоборец станет бегать на каждый двор и грозить мечом? То-то. А купцу с посадником своим сговориться — дело нехитрое: отдаст треть сбереженного — и в расчете. Мы и не дознаемся никогда.

— А дружина твоя дознается будто, — не сдавался крефф.

— Дружина та из местных парней будет, и уж они-то знают, о ком в городе какая слава идет. А еще учти, что в детинец всякая семья самого худого по родству парня отдаст. Купец свою кровь не пошлет мечом махать, и посадник тоже. Значит, отправят туда того, с кем расстаться не жаль, или того, кто глаза намозолил. Смекаешь?

Могучий обережник задумался, а потом медленно кивнул.

— Но то еще года два, не меньше, пройдет, прежде чем будет нам польза от этих ребят. Потом можно их и в ночь выводить. Убить волколака или упыря не смогут, а вот ранить — да. И если с обозом дружина и обережник идут, то уже сила немалая. Ежели на звериный запах волкодавов натаскать, они на лов выходить станут и выслеживать помогут. Донатос, Лашта, вы теперь волколаков шкур

и

те. Чтоб на каждой псарне шкура была. Псы должны к запаху привыкнуть, не бояться.

Колдуны переглянулись.

— Как скажешь, — ответил Донатос.

Новоставленный Глава тем временем продолжил:

— И еще. Ежели знаете, где дети Осененные, но с Даром слабым есть, тех надо забрать в Цитадель. Толку от них в деле мало, но сор

о

к привадить к месту смогут. Будут при сорочатниках в детинцах службу нести. А там, может, еще на что сгодятся. Теперь — ратоборцам. Отныне с четвертого года подлетков своих на лето отправляйте в сторожевые тройки. Там они и под приглядом будут, и пользу принесут, и крови понюхают. Сами же делом займётесь — Ходящих с лежек снимать, логова искать.

Его слушали молча, не возражая, не оспаривая, но с трудом свыкаясь с мыслью о том, что уклад жизни в Крепости изменился круто и, по всей вероятности, навсегда. Клесх сам без дела сидеть не рассчитывал и другим этого позволять не собирался.

— Теперь — целителям. Ихтор, Руста. Отныне к каждому зимнему обозу с податью готовьте зелья от самых злых хворей. Будем отправлять сторожевикам, чтобы те жилы из себя не тянули, случись что.

— Мы тебя поняли и услышали, — скрипучим голосом отозвался со своего места Ильд. — Круто ты забираешь, Глава. Стелешь уж больно жестко. Сдюжат ли люди и Цитадель?

Клесх посмотрел в слезящиеся старческие глаза и понял, что от того, как он сейчас себя поведет, будет зависеть всё. Даст слабину, замнется, сробеет — и за ним… нет, пойдут, конечно, но до цели не доберутся. Как пить дать. Поэтому он ответил сухо и жестко: