– Я капитан корабля «Мистраль», – она покосилась на меня, – и коммодор Мейдуанского Красного отряда.

Я едва сдержал улыбку. Пожалуй, теперь она фактически была коммодором. Красный отряд был лишь прикрытием, но имел реальный статус на Монмаре, Фаросе и других норманских фригольдах. Оставался признанной организацией. Если Отавии был нужен титул, я не возражал.

Валка тихо перевела Танарану, чьи познания в человеческом языке были по-прежнему ограниченны.

Я чувствовал, как присутствующие обращают взгляды на меня, и выступил вперед, придерживая на поясе меч Олорина:

– Как ситуация?

Отавия Корво оправила мундир и махнула рукой, вызывая голограмму с центральной консоли:

– Вот станция.

Она посторонилась, чтобы я мог разглядеть сильно увеличенное, искаженное по цвету изображение пространства перед кораблем. Позади околозвездного диска, прямо над плоскостью эклиптики, виднелось кольцо. По голограмме нельзя было судить, какого оно диаметра – в милю или в десять тысяч миль, – и безымянная синяя звезда также не позволяла невооруженным глазом сопоставить масштабы. Даже многократно увеличенное изображение станции было нечетким, заметным лишь благодаря слабому инфракрасному и ультрафиолетовому излучению.

Я посмотрел в окно сквозь голограмму. Впереди не было ничего, кроме Тьмы.

– Удалось с ними связаться? – спросил я.

Отавия кивнула:

– Мы на автопилоте. Они ведут нас дистанционно.

– С помощью деймона? – не удержался я.

Валка фыркнула.

– Не знаю, – пожала плечами Корво. – Возможно.

– Сколько до стыковки?

– Девять часов, – ответила капитан. – Хватит, чтобы поспать. Вам бы после разморозки не помешало.

Я медленно кивнул в знак согласия и снова принялся разглядывать голограмму. Должно быть, лицо выдавало мои мысли, потому что Отавия пояснила:

– Это экстрасоларианский город-кольцо.

Валка подошла к нам. Танаран следом.

– Никогда таких не видела, – звонко сказала ксенолог. – Он большой?

– Шестьсот миль, – ответила норманка, не сверяясь с дисплеем.

– В диаметре?

– Да.

Валка издала вздох удовлетворения:

– Должно быть, они строили его веками.

И что за века это были! Я смутно представлял, как экстрасоларианцы трудятся во мгле, надеясь, что ни Империя, ни мандарийские исследователи не обнаружат их работу. Сколько таких станций было запрятано в щелях Империи? Сколько городов? Сколько миллионов жителей там обитало? Большим искушением было предполагать, что Империя плотно раскинулась над звездами. Я снова подумал о паутине, о том, что наша Империя пронизывает обитаемую Вселенную золочеными нитями. Тонкими, которые легко можно оборвать.

Древние рисовали вокруг карт чудовищ. Левиафанов и морских змеев. Мир был неизведан, и чем дальше человек удалялся от застенков цивилизации, тем удивительнее этот мир становился. Но у карт были и другие края. Сгибы. Трещины.

Перед нами простиралась такая трещина.

И там обитали драконы.

Туман, стелившийся между зубьями ворот ангара, напоминал дым из драконьей пасти, и я поднял воротник длинной шинели. Хлыст перетаптывался позади, в полушаге от меня, вместе с Сиран. Я держал руки в карманах, сжимая правую на рукояти меча. Когда ворота открылись, я осторожно шагнул вперед, не сводя глаз с синеватого огонька впереди и не забывая о том, что назад, к «Мистралю», вел длинный рукав.

Не зная, чего ожидать, я воображал себе всяких чудовищ. Помня сюжеты материнских опер, я готовился к появлению из тумана какой-нибудь твари. Грозного существа, которое когда-то, возможно, было человеком, с железными ногами и слюнявым хоботом. Кошмарного чудовища вроде СОПов, с которыми мы несколько недель – или лет – назад дрались на Рустаме. Синий огонек стал розовым, дымку пронзили золотистые лучи, и мне послышались тихие голоса.

А затем – крики птиц.

Туман рассеялся, осел, как мне показалось, росой на металлических стенах. В ангар ворвался городской воздух, воздух окружающего мира. Бандит шагнул вперед мимо меня, я последовал за ним без цели и без плана, вспоминая собственные слова.

– Отавия, – сказал я, – если ничего не выйдет, если мы ничего не найдем, то бросьте меня здесь.

Я решил так во время долгого ожидания, пока мы приближались к городу-кольцу. Станция «Март» возникла из тьмы, скрученная, подобно порожденному хаосом уроборосу. Пути домой отсюда не было. Даже Райне не спасла бы меня, вернись я побежденным.

Но я не мог потерпеть поражение.

– Что? – Отавия поглядела на меня так, будто я был психом или идиотом. – С чего бы это?

– Бассандер. Империя. За вами они гоняться не станут. – Я смотрел на огни, искусственными звездами рассыпавшиеся по поверхности огромного кольца. – Я позволю всем своим людям перейти к вам на службу, если они захотят. Их ничто не удерживает. Но я не отправлюсь отсюда никуда, кроме Воргоссоса.

После Фароса у меня оставалось достаточно денег, чтобы оплатить полет… куда-нибудь. Внезапно я осознал абсурдность всего, что делаю. Сумасшествие. Я перешел через край света в погоне за легендой, услышанной от кошмарного существа. Подобно пиратам Старой Земли, опьяненным рассказами о золотых городах и источниках вечной молодости, я многое потерял на пути к цели: титул, положение при дворе Матаро, место в легионах и… Джинан. Как и те пираты, я верил, что ищу нечто реальное, в то время как весь мир убеждал меня в обратном. Интересно, верил ли до последнего старый де Леон[10], умирая от яда в своей земле обетованной, что высшие силы непременно спасут его? Надеюсь, что да.

– Ваши люди даже под дулом пистолета вас не бросят, – заметила Отавия. – И я тоже не собираюсь.

Я попытался возразить, но она повторила:

– В войне пылают мои планеты. Гибнет мой народ.

Пылают.

Мы вышли из ангара под проливной дождь. Дождь. На космической станции.

Я застыл на месте.

Повсюду высились смутные серые силуэты зданий – одни пониже, другие до самых облаков, подобные колоннам какого-то унылого и пугающего зала. Не знаю, как высоко был потолок, но я не сомневался, что он есть. Чувствовал, как человек чувствует приближение грозы. Крыша мира, дамокловым мечом нависшая над головой. Услышав, как выругался Хлыст, я заставил себя поднять лицо к маслянистому дождю. Как и на Рустаме, здания были окружены голографическими рекламными щитами с текстом на галстани и ниппонском, на лотрианской кириллице и джаддианской вязи. В каплях дождя сверкало изображение пророка в шафрановых робах теравадского бхикку. Ветер доносил громкое гудение бура. Пророка сменила женщина с накрашенной белилами кожей. Она улыбалась; рядом появлялись и исчезали в дожде ниппонские слова.