– Я тоже, – опустил голову Мадр. – Судя по всему, дело было так. Алаин открыла этот храм и как-то заманила сюда Казура. Возможно, запихала его в такой же мешок, как и тот, что мы нашли у нюхача. Не знаю! Потом она со своими подручными совершила здесь обряд. Пытала мальчишку. Или по предсказанию Ийле. Или со злости. Тиса-то она действительно не нашла!

– Ты уверен? – спросил Дойтен. – Да, я тоже слышал эти слова, произнесенные твоими губами, но не тобой. Но ты уверен?

– Как я могу быть в чем-то уверен? – спросил Мадр. – Но вы же сами передавали мне, что я будто бы сказал – «Но это важнее всего. Важнее твоей обиды, важнее твоего дела, важнее Тиса. Уезжай». Я сказал именно это и сказал Алаин!

– Вот эта пакость важнее всего? – стиснул зубы Дойтен.

– Не знаю, – закрыл глаза Мадр. – Она заманила сюда Казура и пытала его. Залила ему рот воском, чтобы он не кричал. Выжгла ему живот. Жгла, пока он не умер. Хотя, скорее, он умер раньше, и она просто бросила тело с тлеющими углями. Возможно, пыталась колдовать. Впрочем, я не уверен, что она колдунья. Хотя, магические способности Рана и Казура она как-то определяла? Потом закрыла храм и ушла собираться. Перешла через улицу. Угол Храма Присутствия виден отсюда.

– Оставила мальчишку здесь, – вздохнул Дойтен. – Надеюсь, что мертвого. Уже мертвого. А потом?

– А потом, думаю, сюда пришел Дейк, – продолжил Мадр. – Во всяком случае, на пороге следы сапог одного человека. Кровавые следы человека, который выходил из храма. Скоблил подошвы о край порога. Райди сказал, что Дейк на спор, за десять монет, рубил своим мечом печные ухваты. Понятно, что они из пережженного плохого железа, но у него редкий клинок, если на нем даже зарубок не оставалось. Но он пришел сюда не один. Привел Дилба. Скорее всего ночью, когда Алаин уже убралась из храма. Может быть, даже сказал Дилбу, что покажет, где прячется Казур.

– Если Алаин сестричка, то Дейк – братишка? – скривился Клокс.

– То, что один змеевник, ясно, – кивнул Мадр. – Но не одна дружина. Ты ведь еще помнишь, как она не рада ему была? Дейк срубил кольцо, открыл храм, завел сюда Дилба. Думаю, показал ему Казура, и пока тот хлопал глазами, зарезал болтуна ножом Фуара. Там скамья на входе. Вся в крови. Там он его и положил, вскрыл ему еще и горло и ждал, пока кровь вытечет. Видели канавки в полу? Между плитами? Похоже, они не просто так. Сначала кровь потекла по ним, расчертила весь зал, потом покрыла пол полностью. Пахнет вином, возможно, Дейк плеснул еще и вина на пол, чтобы уж точно залить все. Осколки бутыли валяются в дальнем углу. Когда кровь вышла, Дейк поднял Дилба на плечо и отнес его в дом к Фуару. Тот живет неподалеку, а ночью эти переулки безлюдны. И все.

– И уехал из города, уже представляя, что произойдет дальше, – задумался Дойтен.

– Ну да, – вздохнул Мадр. – С мальчишками еще надо будет переговорить, но, как я понял, Драхт уже сказал Тусусу, что эти метательные ножи с шариками вместо рукояти им дал Дейк. И даже показывал, как их метать. Правда, Мичан в итоге бросить свой нож так и не смог.

– Драхт сказал, что Дейк дал им три ножа! – напомнил Дойтен.

– Вот третий, – в ладони Мадра блеснул узкий клинок. – Надо будет все узнать про это оружие. Я нашел его в сапоге Казура. Жаль, что он не смог им воспользоваться.

– А не маловато крови одного Дилба, чтобы залить все? – задумался Клокс. – Даже с вином. Хотя, что там зал – дюжина на дюжину шагов? Кстати, я видел надрезы на руках Казура. На них не было крови.

– Вот, – услышал Дойтен голос Доры и обернулся. Девчонка стояла у него за спиной. Ее лицо посерело от мороза, губы и руки дрожали, но это не была дрожь от холода. За ней из храма выходила процессия. Сначала вынесли на носилках Тусуса, который лежал, спрятав лицо в ладонях. Затем, на вторых носилках укутанного в ткань Казура. Следом двинулись остальные. Двинулись темными силуэтами, и в накатывающих сумерках Дойтен не мог сказать, кто из них Сничта.

– Вот, – повторила Дора и протянула руку.

Дойтен раскрыл ладонь и поймал два куска льда.

– Он смог, – прошептала Дора, и Дойтен понял по темным провалившимся глазам, что она едва может говорить. – Это было в его кулаках. Он смог колдовать в Дрохайте. Еще до того, как пол в этой часовне был залит кровью. Казур говорил всегда, что первое, что должен уметь настоящий колдун, это убить самого себя. Так повелось с древних времен. Если не можешь убить себя, то рискуешь оказаться на пыточном столе. Тебя изувечат, откроют твои тайны, убьют, но еще и выведают имена твоих близких и захватят их, чтобы убить, как и тебя. Поэтому колдун должен уметь убить себя сам. По собственному желанию. Казур заморозил свое сердце. И умер. Поэтому и крови у него нет на руках. Только вот эти льдышки в кулаках. Поэтому и Алаин была так зла. Не она, а Казур оказался сильнее Дрохайта. Они жгли уже мертвое тело. Казур мог стать великим колдуном.

Она хотела еще что-то сказать, запнулась, замотала головой, прижала к глазам дрожащие кулаки и побежала за ушедшими. Дойтен раскрыл ладонь. Лед таял и каплями стекал между пальцев.

– Все сходится, – прошептал Мадр.

На следующий день с раннего утра Дойтен вместе с Клоксом и Мадром были на берегу. Они даже ступили на лед, но Дойтен тут же вернулся на берег. Лед был достаточно крепким, тот же Лэн уверял, что куда как толще штыка лопаты, мороз-то не переставал щипать за щеки, но устоять на нем в простых сапогах было невозможно. Клокс и Мадр, озаботившиеся чуть ли не с ночи подбить сапоги стальными набойками, заковыляли к полынье, которую воины вместе с Райди вырубили в отдалении. Там же лежали закутанные в холстину тела Казура, Дилба, Фуара, нюхача, десятерых воинов, убитых у ворот, парня, повешенного в голубятне и мешки с останками со скотного двора. Как сказал Лэн, который суетился тут же, «знатный прикорм будет у самого Дрохайта». Впрочем, тех, кого должны были вырубить изо льда, собирались после осмотра снова отправить на дно. Камни для них тоже были приготовлены. Райди проводил над мертвыми обряд, Клокс и Мадр разглядывали утопленников, а Дойтен стоял на берегу, ежился от холода, крутил головой, рассматривая сани, узлы, ящики и еще какие-то устройства, приготовленные рыбаками и охотниками для начала путины, и вспоминал вчерашний вечер.

Вернувшись из храма Тасуила, они первым делом напросились в палаты к Байрелу. Тот был бледен, но, кажется, более всего обеспокоен не тем, что, как сказал Лэн, рука у него заработает не раньше чем через полгода, если вообще заработает, а тем, что едва не лишился ушей. Во всяком случае, он то и дело касался замотанной холщевыми полосами головы.

– Не слышу ни демона, – проворчал он, оправдывая свое беспокойство. – Напихали мне в уши пакли какой-то. Да еще зашивали. Хорошо хоть дали огненного пойла хлебнуть от пуза. И все равно в голове как в стекле. Ничего. Пью и тут же трезвею.

– Ты не забудешь о Драхте? – спросил Клокс, покосившись на дверь в соседние покои, за которой скрылась Сничта.

– И о Драхте, и о Мичане, и о Доре, если девчонка выкинет глупости из головы и не поедет смотреть на этот дурацкий мост, – вздохнул Байрел. – Я бы взял их в семью. Где двое, там и пятеро. Прокормлю. У меня же трактир! К тому же я все еще бургомистр! Драхт, думаю, поселится в жилище Фуара. А Доре я бы отдал жилище Дилба. Но всех троих я усыновлю!