Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 34
Первый знак
Поздно вечером, у подножия горы, мы нашли старого священника, ожидавшего нас в храме. Он только что прибил обе свои ноги к центральному столбу ядригала – восьмифутового алтаря, вырезанного из древесного ствола; наверху ствол разделялся на две изогнутых ветки, похожие на руки, воздетые к небесам.
Когда мы вошли, стук молотка эхом отдавался от каменных стен храма. Священник вбивал третий гвоздь в ладонь правой руки, вытянутой вдоль одной из веток. Кровь сочилась из его ран, скапливаясь на полу под ядригалом. Услышав шаги, старик глянул сперва на нас с Рози, потом на молоток в своей руке и на вторую ветку. Всё ещё держа гвозди во рту, он пробормотал:
– А, хорошо. Она сказала, что вы придёте и поможете мне закончить.
– Духи моря и неба! – прошептала я.
Я никогда особо не увлекалась религией. Дюррал рассказывал, что когда пришельцы пересекли море и прибыли на этот континент, они привезли с собой множество богов и дьяволов, демонов и святых – и ещё более странных существ, но никто из них так и не прижился в этих землях.
Даже берабески – единственная теократия на континенте – молятся божеству с шестью лицами, поскольку никак не могут договориться о том, как выглядит их бог. И уж тем более о том, какого поведения он от них ожидает.
Гитабрийцы больше верят в хитроумные приспособления, чем в религиозные обряды – хотя всё-таки совершают их перед отплытием своих кораблей.
Забанцы на севере считают все формы религии богохульством (вам нужно встретиться с забанским воином-поэтом, чтобы понять, в чём тут смысл).
Духи, которым молится мой народ, так никогда и не доказали, что хоть сколько-нибудь достойны нашей веры.
Как насчёт джен-теп? Ну, насколько я могу судить, джен-теп в основном поклоняются сами себе.
– Надо снять его, – я двинулась к помосту, лавируя между разбитыми каменными скамьями, но Рози догнала меня и схватила за плечо.
– Ты ничем не сможешь помочь.
– Я могу помешать ему воткнуть в себя ещё больше железных гвоздей!
По правде сказать, я не могла даже этого. Священник уже прибил все свободные конечности к ядригалу. Теперь он пытался протолкнуть последний гвоздь сквозь ладонь, используя только зубы.
– Вот первый знак, который она оставила нам, – сказала Рози, натягивая лук.
– Как это может быть зна́ком? Она нашла какого-то бедного сумасшедшего старика и…
– Он не был сумасшедшим, когда они встретились. Священник заражён Алым Криком.
При этих словах старый мужчина посмотрел на нас широко раскрытыми глазами. Он погрозил пальцем, и гвоздь, частично вонзившийся в его ладонь, запрыгал вверх-вниз; снова брызнули капли крови.
– Да! – торжествующе сказал он. – Алый Крик. Так она назвала звук, который вложила мне в голову! Знаете, я чуть не забыл. – Он покачал головой. – Алый Крик. Какое выдающееся наименование.
Рози достала из колчана стрелу и наложила на тетиву лука.
– Я пока не буду стрелять, – сказала она, видя, что моя рука готова схватить оружие. – Выстрелю только когда у нас не останется выбора.
– В этом нет никакого смысла! – заорала я. – Каждый, кто слышал Алые Вирши, впадал в буйство. Они откусывали себе языки! Бросались в пропасть! А этот человек…
– Странница изменила стихи, когда последний раз побывала в монастыре Алых Слов, – сказала Рози, поднимая лук и прицеливаясь в священника, распявшего самого себя. – Она хочет, чтобы мы это поняли.
– Зачем? Какое ей дело?
Звук шагов маленьких ножек, шлёпающих по полу за нашими спинами, заставил меня повернуться.
– Не смотри! – жестом сказала я Бинто, но было уже слишком поздно.
Мальчик заворожённо уставился на священника, висящего на ядригале.
– Привет, малыш, – сказал старик. – Не поможешь ли мне закончить очень важное дело?
Бинто был совершенно спокоен; я с ужасом наблюдала, как страх исчезает из его глаз. Мальчик прибежал в храм, потому что я обещала, что мы зайдём всего на минуту – но задержались. Он беспокоился обо мне и Рози. Теперь же, когда Бинто увидел, что мучится и умирает здесь только незнакомец, выражение его лица стало бесстрастным, почти равнодушным. Он видел смерти уже много раз и знал, что ничего не может поделать.
– Ты должна положить конец его страданиям, Добрая Собака, – подал мне знак Бинто. – Я слишком мал, и у меня нет оружия. Мне потребуется на это много времени, и ему будет больно.
– Неужели никто не поможет мне вставить эту проклятую штуковину на место? – бурчал священник, стуча лбом по шляпке гвоздя, чтобы он воткнулся в ладонь. – Не понимаю, как мне загнать его в ветку, когда я уже прибит.
– Я помогу тебе, отче, – сказала Рози.
Священник посмотрел на неё. Когда он увидел лук, в его глазах мелькнула тень подозрения.
– Это будет настоящий фокус, если ты сможешь попасть прямо в гвоздь. – Он вытянул руку вдоль второй ветки ядригала. – Ну, давай-ка посмотрим, на что ты способна, Яриша Фаль.
Рози напружинилась, когда старик произнёс это имя.
– Передай послание, отче, – сказала она, – и я завершу церемонию.
– Рози, мы не можем просто убить его! Он невинная жертва!
Священник перебил меня. В усталом голосе старика снова появилась горячность, которая, должно быть, когда-то сопровождала его проповеди.
– Этот старый дурень будет первым… – нараспев произнёс священник. Казалось, он даже не осознаёт, что говорит о себе. – Много лет он лгал своей пастве, утверждая, что их страдания служат высшему благу. Он уверял, что неурожай – это наказание за чей-то личный грех. Говорил, что дети, умершие слишком рано, будут приняты богами. Он украл у своих прихожан правду, которая позволила бы им отыскать лучшую жизнь для себя и своих семей. Он лишил их возможности выбрать собственный путь, как это сделали мы с тобой.
– Кто дал тебе право так наказывать его, маэтри? – прошептала Рози.
Священник едва ли мог её слышать – и уж тем более ответить. И всё-таки он заговорил. Тогда я поняла, что Пента Корвус – Странница – точно знала, какой вопрос задаст Рози. Весь этот диалог был спектаклем, призванным продемонстрировать, что тейзан никогда не сможет перехитрить маэтри.
– Я ничего у него не отбирала, – продекламировал священник. – Как и его прихожане, он был марионеткой своих собственных ошибочных убеждений. Теперь он танцует под другую мелодию…
Старый священник дёрнулся на гвоздях, пришпиливших его к ядригалу. Из ран вытекло ещё больше крови.
– …Мелодию песни, которую я написала для него и которую услышат бесчисленные тысячи других людей, если ты не вернёшься ко мне и не поможешь закончить то, что мы начали.
– Рози… – сказала я, видя, как дёргается её щека, и понимая, что она изо всех сил пытается сохранить самообладание.
Краем глаза я увидела, как голова священника повернулась в мою сторону.
– Она уже начала рассказывать тебе свою историю, дитя моё? Уже начала
