– Ты готов дать показания? – уточнил Брауэр.

Ричардсон кивнул. Он переоделся в чуть менее мятую футболку и синие джинсы и сказал, что готов ехать с Тревором и Брауэром в полицию. Из дома он вышел молча, а когда Брауэр открыл для него заднюю дверь патрульной машины, низко опустил голову. Он быстро забрался внутрь и съехал вниз, сколько позволяло сиденье. Тревор с Брауэром недоумевали, то ли у парня с осанкой было так же плохо, как с воспитанием, то ли он пытался спрятаться от глаз соседей. Учитывая, что он ехал давать показания по делу о возможном убийстве, это тоже не исключалось.

Ричардсон угрюмо смотрел в окно. Он уже знал, что скажет на допросе, оставалось обдумать детали. Он собирался выложить в полиции правду, но не всю. Он сдаст им Марлина Грея и его двоюродного брата Регги Клемонса. Свалит вину за преступление на них. Наврет, что испугался, потому что они пригрозили его убить, если он кому-нибудь проболтается. Скажет, что молча стоял в стороне, боясь вмешаться, – их было двое, и они старше. А вот имени Дэнни он не упомянет, потому что тот сломается сразу. Ричардсон понимал, что, если копы заметут Дэнни Уинфри, они с легкостью выбьют из него всю правду, и тогда пиши пропало.

«Все будет путем, – твердил он себе. – Как-нибудь выкручусь».

Впервые в жизни Тинк и Кэти не набросились на Тома за то, что он надолго занял ванную. Том провел под душем больше часа, тер мочалкой тело, вымыл шампунем голову, побрился. Купленный Кэй в супермаркете шампунь от вшей успешно справился со зловредными тюремными насекомыми, поселившимися у него в шевелюре, но Том, уже одетый в воскресный костюм, все равно чувствовал себя не слишком чистым – из зеркала на него по-прежнему смотрел слегка облагороженный бродяга. После всего, чему подверглись, хоть и не по его воле, волосы Тома, они не желали ложиться ровно и торчали в разные стороны. Краснота вокруг глаз никуда не пропала, как и ощущение щетины на щеках и грязи на теле, несмотря на то, что кожа у него скрипела от чистоты. Покачав головой, Том выключил свет и вышел из ванной.

Наверху его терпеливо ждала вся семья: сестры, родители, бабушка и дед.

– Готов, сын? – спросил Джин.

Тот собрался с духом и кивнул.

Первыми в церковь вошли бабушка Полли и дедушка Арт. Том не мог не думать о них. Сколько такта, смелости и милосердия они проявили! Он, хромая, двинулся за ними; по бокам от него шагали Тинк и Кэти, обе с высоко поднятой головой. И все-таки, пока они вели его к скамье и помогали сесть, он заметил в их глазах следы слез. За ними шли Кэй и Джин. Все семеро встали и опустились на колени для молитвы. Кэй достала из сумочки пачку бумажных носовых платков – в них нуждались все члены семьи. Наконец Том, перекрестившись, сел обратно; сестры присоединились к нему.

Никогда еще Тинк и Кэти не окружали его такой трогательной заботой, но Том чувствовал себя не в своей тарелке. На самом деле его смущала необходимость присутствия в многолюдном месте. После того как его отпустили, он слишком часто видел на экране телевизора свое лицо, обычно сопровождаемое такими эпитетами, как «предполагаемый убийца» и «подозреваемый». Том был уверен, что прихожане церкви тоже видели эти кадры и смотрят на него с опаской и отвращением. Впрочем, если эти люди ходят в церковь, может быть, они не будут торопиться его осудить? Может быть, у него приступ паранойи? Может быть, не все из них считают его убийцей? Но он заметил, что некоторые, встречаясь с ним взглядом, спешат отвести глаза… Он глубоко вздохнул и постарался сосредоточиться на службе.

Священник говорил с мягким среднезападным акцентом, и его голос убаюкивал Тома. Все-таки он еще не полностью восстановился. Как продержаться целый час, не заснув и не опозорив всю семью? Надо было придумать какой-то трюк, который поможет ему не отключиться. И тут Тинк пихнула его в бок, показала свои ладони и принялась загибать пальцы, как в детской считалке. Обычно в конце она вносила в традиционную версию некоторые изменения, например поднимала средний палец и наносила им апперкот себе в челюсть. Том взглянул на сестру, на лицо которой падали розово-сине-зеленые отсветы витража, – она показала ему язык и улыбнулась. Том хихикнул. Если священник, стоявший от них футах в четырех, и заметил что-то, то не подал виду. С другого конца скамьи им подмигнула бабушка Полли. Том немного приободрился.

После нескольких часов допроса Ричардсона, записанного на две пленки, расследование приняло новое направление. До офицеров убойного отдела полиции Сент-Луиса начало доходить, что Том Камминс говорил им правду. Ричардсон подтвердил его казавшийся невероятным рассказ, но главное – назвал имена и адреса. Он был знаком с двумя из нападавших, Марлином Греем из Уэнтзвилла и Реджиналдом Клемонсом из Нортвудса. Про третьего парня, описание которого дал Том, Ричардсон ничего не знал. Он признал, что тот присутствовал на месте преступления, но настаивал, что он ничего не делал. Зачинщиками были Клемонс и Грей, именно они изнасиловали и убили девушек.

– Ты же не мог не видеть ни одного выпуска новостей за последние два дня. Ты знал, что девушки пропали без вести и вероятно погибли. Знал, через что пришлось пройти тому парню, Камминсу. Если ты знал все это и знал, кто все это сотворил, почему не обратился в полицию? – надавил на него Брауэр, выключив диктофон.

– Боялся, – пожал плечами Ричардсон.

«Не больно-то ты пугливый, как я погляжу», – подумал, качая головой, Брауэр.

– Антонио, мы хотим, чтобы сегодня днем ты поехал с нами на мост. Мы будем снимать видео, а ты подробно изложишь последовательность событий. Что скажешь?

– Ладно, – ответил Ричардсон.

Оставшись в одиночестве, Ричардсон потянулся и заложил руки за голову. Он даже рискнул едва заметно улыбнуться. Он был уверен в том, что сыграл безукоризненно. Он дал полицейским именно то, что они хотели получить, и отвел от себя все подозрения. Почему бы не отправиться с ними на мост и не повторить под видеозапись выдуманную версию преступления? На самом деле он уже и сам начинал верить в собственное вранье и постепенно вживался в роль напуганного зрителя. Все шло как по маслу.

Когда полиция прибыла в Нортвудс арестовать Реджиналда Клемонса, Ричардсон сидел дома, закинув ноги на журнальный столик, и лениво переключал телевизионные каналы. На часах было шесть вечера, и по всем передавали новости. В одной из программ показали фотографию мрачного Тома Камминса. Пресса не поспевала за