Шрифт:
Интервал:
Закладка:
15. Если какой-то чиновник начнет мне указывать, что читать и смотреть, он должен меня удочерить. Хочешь быть моим папой – будь.
16. Я верю в Бога, только когда болею, боюсь или играю в карты. У нас сложные и очень интимные взаимоотношения, в которые не стоит вмешиваться. Будет надо – мы позовем.
17. Люди, выкидывающие мусор на тротуар, достойны набивания морды.
18. Каждый народ достоин своего правительства. Диктатуры и полицейские государства возникают только тогда, когда народ соглашается кланяться и писать доносы.
19. Гомосексуализм меня не напрягает, если он никак не влияет на мою жизнь.
20. Суд присяжных не равняется торжеству закона. Скучающие и ничего не понимающие в юриспруденции люди не могут быть справедливыми и беспристрастными. В особенности тогда, когда идут в суд только из страха перед ответственностью.
21. Армия должна быть профессиональной. Чиновник, готовый переводить свой народ на пушечное мясо, заслуживает звания «враг народа».
22. Церковь, которая занимается коммерцией, а не благотворительностью, не должна иметь налоговых льгот.
23. Я не настаиваю на равенстве мужчин и женщин. Мы изначально разные. Однако я настаиваю на равноправии.
24. Если ты против коррупции – не давай и не бери взяток. Если же даешь и берешь – не жалуйся.
25. Нельзя делать «грязную» работу, исходя из принципа «все равно это кто-то сделает». Не нужно отвечать за всех. Нужно отвечать за себя.
[11 июля 2006 г.]
Я сидела у Агнессы, двоюродной сестры Зэка, и рассказывала ей про мечту моего детства – прекрасную страну ГДР.
– В нашем дворе жила девочка, у которой дядя служил в Западной группе войск. Он присылал ей немецкие жвачки. Как-то раз мне удалось обменять арбуз на пожеванную жвачку. О нежеваной я даже не мечтала.
А гэдээровские куклы! Таких платьев с рюшками не было даже у Софии Ротару! А бюстгальтеры! А восхитительные сапоги осенне-зимнего сезона! ГДР казалась нам пещерой Али-Бабы и Меккой одновременно.
Агнесса слушала меня с недоумением: ее ГДР была совсем иной.
Она родилась и выросла в Восточном Берлине, и в ее жизни всегда была Стена. Бетонные блоки высотой 3,6 метра опоясывали другое государство – Берлин Западный. Еще в 1945 году страны-победительницы поделили Германию на сферы влияния: одним половинку побольше, другим – поменьше, одним одну часть столицы, другим – другую. Стена шла прямо через улицы. Мешающие дома сносили; окна, выходящие «не туда», заделывали кирпичом.
– В Западном Берлине боялись, что вы на них нападете? – удивилась я.
– Это ГДР, а не ФРГ построила Стену.
– Зачем?
– Чтоб не дать нам удрать на Запад. Люди тысячами бежали от коммунизма. В Западном Берлине была свобода слова, свобода предпринимательства, свобода передвижения… А у нас – коллективизация и повышение норм труда. Мы жили очень бедно.
Бедно они жили! Моя подруга рассказывала, что в гэдээровских магазинах продавали по несколько сортов колбасы, и пиво было всегда, везде и без очереди.
– И даже когда в тысяча девятьсот шестьдесят первом году построили Стену, народ все равно уходил. Кто подкопы рыл, кто перелетал на дельтоплане… Некоторые даже перебирались по веревке, протянутой между домами.
– А пограничники что?
– Стреляли. Больше двухсот человек угрохали, а скольких ранили – бог весть.
Берлинская Стена разделила жизнь Агнессы на «до» и на «после». «До» были партсобрания, тупая пропаганда и всеобщее стукачество. А «после»…
В 1989 году Венгрия открыла границы, и восточные немцы ринулись через нее в Австрию, чтобы оттуда попасть в ФРГ. Это был массовый исход. Предотвратить его было нельзя, как нельзя остановить лавину. Но партия надеялась силой удержать разбегающийся народ.
– Во всех городах шли демонстрации. Мы слали на хер эту систему.
9 ноября правительство огласило новые правила выезда на Запад.
– Я смотрела выступление Шабовски[15]по телевизору. Он говорил, что отныне каждый может посетить Западный Берлин. Мама не верила. У соседей мальчишку недавно арестовали за побег.
Но верить так хотелось! Агнесса схватила сумку, термос с кофе и выскочила на улицу.
У пропускного пункта творилось невообразимое. На мостовой – сотни брошенных машин. Холодно, сыро, а все улыбаются. И отовсюду слышно радио: из открытых окон, из переносных транзисторов.
Пограничники стояли как нашкодившие коты, готовые к драке. Толпа скандировала: «Убрать Стену! Убрать Стену!» Некоторые сумасшедшие подставляли друг другу спины и пытались перелезть поверху. «Ни с места!» – надрывался офицер, но его никто не слушал.
Какой-то мужчина притащил кувалду и ударил в Стену. Кусок бетона отвалился, вокруг зааплодировали. И тут с другой, Западной, стороны раздался глухой стук. Там уже кто-то пробивался навстречу.
Это стало сигналом. Люди хватали первое, что подвернется под руку – камни, арматуру, – и штурмовали Стену так, как штурмуют крепость лютого врага.
Стемнело. Фары освещали радостные лица. Удар! Еще удар! Бетонная глыба повалилась под ноги, открыв небольшой проем. С той стороны протянулась рука: «Мы здесь!»
В течение трех дней в Западном Берлине побывали 3 миллиона восточных немцев. Берлинская стена еще стояла, но уже не Стеной, а обычным городским забором. А потом ее и вовсе снесли.
Мы долго говорили с Агнессой. Припоминали, рассказывали и недоумевали. Еще с утра 9 ноября 1989 года несанкционированный переход в Западный Берлин карался смертью. В ночь на 10 ноября границу переходили даже те, кто стрелял в нарушителей. Мораль, законы бытия – все изменилось в одно мгновение.
Еще мы вспоминали о Горбачеве. У них, в Восточной Европе, он был зримым символом освобождения – человеком, добровольно отказавшимся от тирании. В России Горбачев ассоциировался с убогой нищетой и всеобщим развалом. Так кем же он был?
Еще я с грустью думала, что твой потолок может оказаться чьим-то полом. Я так мечтала о ГДР – стране жвачек и фильмов про Виннету, а сами гэдээровцы не понимали своего счастья: они хотели жить в ФРГ. Западные немцы тоже не были довольны и стремились к чему-то своему – недоступному и прекрасному.
И нет предела совершенству.
[15 июля 2006 г.]
Женщина, у которой муж ушел на войну, называется соломенная вдова. А как называется женщина, у которой муж ушел в кино? Причем не временно, а насовсем?
Зэка нет в моей жизни. Сегодня в ней был компьютер, Пи-Пи и кошка по имени Кока-Кола. Агнессе опять надо было на гастроли, и она попросила меня посидеть с ребенком.