– Как всегда. Информация, – серьезно произнес Макарыч. – А ты что, уже созрел?

– Какая?

– Самая главная: где Гравер?

По наступившему вслед за этим долгому молчанию трудно было догадаться, о чем думает пленник, но когда он заговорил, в голосе сквозило удивление.

– А зачем тебе Гравер, а, Макар?

– Он мне бабки должен. Устраивает?

Пленный хмыкнул.

– Нет проблем, – тихо произнес он. – Гравер ни от кого не прячется, даже от тебя. Съезди на Песчаный, там на турбазе он и откисает.

Отец Василий оторопел. То, что Гравер ни от кого не прячется, было новостью, и прелюбопытной.

– А не врешь? – с подозрением спросил Макарыч. – Как я проверю?

– Без проблем. Позвони на турбазу, пригласи Короля, он соединит. С тобой точно соединит.

– Это правда, – слабым голосом подтвердил второй. – Гравер сейчас ни от кого не прячется…

– Он что, под крышу кому встал? – недоуменно поинтересовался Санька.

– Я не знаю, братва говорит, у Гравера в области рука.

Это было похоже на правду, хотя священник даже не представлял, какие деньги надо иметь, чтобы отмазаться от розыска по всей области…

* * *

Пленных отпустили и тщательно проследили, чтобы они покинули коттедж, а потом отец Василий загнал микроавтобус в уже отстроенный гараж при коттедже, плотно прикрыл пока еще не окрашенные ворота и вернулся к остальным.

За рулем поповской машины уже сидел Роман Григорьевич; наверное, как наименее подозрительный из всей пятерки. Отец Василий сел рядом с Макарычем и вздохнул: впятером в «жигуленке» было куда как теснее, чем вдесятером на микроавтобусе. Особенно, если учесть суммарную комплекцию Пасюка и свою.

– Слышь, батюшка, – вполголоса спросил Макарыч, когда машина тронулась, – как ты думаешь, мы в оконцовке отмажемся?

Священник с интересом глянул на рубоповца.

– Да, мало в тебе веры, Макарыч, – так же тихо ответил он.

– Это я знаю, – вздохнул тот. – Потому и спрашиваю…

– Я не об этой вере… – улыбнулся отец Василий. – Я о вере в промысел божий.

– При чем здесь он? – не без доли раздражения спросил Макарыч.

– А как же без него? – хмыкнул священник. – Вот подумай… сам подумай, мне можешь не отвечать… Ты веришь в то, что делаешь нечто богоугодное?

– Богоугодное? – оторопел Макарыч. – Я что-то не пойму…

– Ну, хорошо, я попробую объяснить, – почесал затылок отец Василий. – Предположим, ты победишь. И вот, когда все это закончится, поймут ли те, кто к этому оказался как-то причастен, что-то важное о заповедях Христовых?

– Заповедях? – Андрей Макарович выглядел совершенно ошарашенным.

– Да, заповедях. Станет ли в них больше любви, больше понимания, терпимости друг к другу?..

– Почем я знаю? – надулся Макарыч. – Я за других не в ответе. Мне бы за себя суметь постоять.

Это был классический случай «испорченного телефона» – Макарыч отказывался принимать жизнь с этих позиций.

– А тогда зачем это все? – развел руками священник. – Зачем ты вообще живешь, работаешь… если не для людей? Если не для того, чтобы они стали лучше?

Макарыч надулся. Он категорически не умел рассматривать свою жизнь под таким углом зрения. Отец Василий бросил на него короткий взгляд и улыбнулся.

– Это не праздный вопрос, Андрей Макарович, – покачал он головой. – Дело ведь не в том, чтобы отмазаться, а в том, чтобы понимать и принимать свою роль в божественном промысле. Потому что если ты надеваешь кому-нибудь наручники не ради того, чтобы мир стал прекраснее, то и сам ничем не отличаешься от самих наручников – просто инструмент чужих и совсем не обязательно добрых сил… не человек. Понимаешь?

– Нет, – как отрезал Макарыч.

– Оставьте его в покое, батюшка, – тихонько попросил Санька. – Не время сейчас, честное слово, не время.

* * *

Когда они подъехали к так называемому коттеджу арестованного намедни господина Царьковского, солнце уже встало и сияло вовсю. Быстро и деловито, так, чтобы не привлечь чьего-то недоброго внимания, они проехали через открытые Санькой ворота и так же стремительно, пока Роман Григорьевич прятал машину в кустах, один за другим нырнули в открытое Ольгой полуподвальное окно раздевалки.

– Ох, и жрать же хочется! – протянул Макарыч. – Чего там у нас на завтрак?

– На завтрак у нас менты, – спустился через окно в раздевалку бледный, как привидение, Роман Григорьевич.

– Не понял, – хмыкнул Макарыч. – Это что у тебя, шутки такие?

– Милиция приехала, – показала рукой в окно только что закрывшая решетку на ключ Ольга. – Двери открывают…

Мужчины переглянулись. Верить в то, что менты выследили их и теперь приехали забирать, не хотелось. Но что еще можно делать здесь в такую рань, они не ведали.

– Зар-раза! – ругнулся Макарыч и метнулся к окну раздевалки, но на дороге уже никого не было, увидеть отсюда парадный подъезд было сложно, и он кинулся в спортзал и тут же отшатнулся обратно.

– Они уже здесь! Заходят!

Путь из раздевалки был отрезан.

– Рома, тебя арестуют? – всхлипнула Евгения.

– Не нуди! – отмахнулся Роман Григорьевич.

– Так, – схватил Катерину за руку Санька. – За мной!

Он кинулся было в баню, но тут же выскочил назад.

– Блин, мы пар забыли отключить! Не усидим!

– Да, и проверить могут! – включился во всеобщую панику Сережа.

Отец Василий быстро оглядел помещение раздевалки, остановил свой взгляд на достаточно просторных шкафчиках и открыл одну из дверок.

– Мишанька спит? – спросил он у жены.

– Да, наверху, – кивнула она. – Часа три беспокоить не будет.

– Давай! – подтолкнул он ее к дверце.

– А как же ты? – испугалась жена.

– А я по соседству буду, – ткнул пальцем в соседний шкафчик отец Василий и тут же полез внутрь.

Для него шкафчик был, пожалуй, узковат, но пересидеть здесь некоторое время было можно. И уже в следующий миг он увидел, как его примеру последовал Сережа, за ним Санька с Катериной, а за ними уже и остальные… Священник притянул дверцу шкафчика пальцами и замер. «Спаси и сохрани!» – взмолился он.

Хлопнула дверь раздевалки.

– А я тебе говорю, Скобцов ни хрена не знает! – громыхнул властный голос, и отец Василий сразу узнал того самого старшего офицера из областного УВД, которого он менее суток назад ударил за Стрелку. «Как его звать? Кажется, Виталий Сергеевич…»