пришли бы.

Пауза.

М и х а и л (глухо). Что же это за слух?

Н а д я. Вы знаете, что мы готовимся к встрече… все самое лучшее для буфета.

Михаил облегченно вздыхает.

Стало известно, что прибыли фрукты… а их хотят пустить в продажу только послезавтра… Дайте распоряжение, чтобы яблоки и мандарины, ну хотя бы двадцать кило, выдали нам сегодня… Очень просим вас…

М и х а и л (молча пишет, передает Наде). Пожалуйста… Найдите Акулова: он сделает…

Н а д я. Спасибо, Михаил Иванович. (Улыбается.)

М и х а и л. Что вас так рассмешило?

Н а д я. А мы волновались, думали — откажете. Спасибо еще раз.

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а (Наде). Я сейчас. Подождите меня.

Надя выходит на улицу.

Один вопрос, Михаил Иванович. Вас не смущает задержка «Дельфина»?

М и х а и л. Абсолютно. Что еще?

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. Больше ничего. Теперь я спокойна. Ждем вас в половине десятого.

М и х а и л. Буду непременно.

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. И вас, товарищ Егоров.

Е г о р о в. К сожалению, дежурю.

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. Обидно! Значит, до вечера, Елена Львовна!

Л е н а. Я уверена, что мы раньше увидимся!

Егоров провожает Веронику Ильиничну до выхода.

А тут готовятся к празднику, волнуются из-за яблок…

М и х а и л. Жизнь никто не остановит, Елена Львовна.

Вероника Ильинична выходит на улицу в сопровождении Егорова. Он тут же возвращается в штаб. Зина бросается к Веронике Ильиничне и Наде.

З и н а. Ну, что?

Н а д я. Все в порядке. (Потрясая бумагой.) Вот!

З и н а (Анне Степановне). Видите?

Идет  А к у л о в.

А мы вас в аккурат ищем, папаша.

А к у л о в. Ага! И моя тут. Ты что здесь шатаешься в такое время?

Вероника Ильинична резко поворачивает голову и смотрит на Акулова.

З и н а. А что за особенное время?

А к у л о в (спохватившись). Как что? Воскресенье — день отдыха, надо дать людям покой, а не морочить им голову.

З и н а. Тише, тише, папаша. Расшумелись. Тут вам распоряжение имеется.

А к у л о в. От кого же?

З и н а. Читайте. Ваше дело — выполнять, а ругать меня можете дома.

А к у л о в (надевает очки, читает). Так, так, уже пронюхали. Ладно! Идите на склад!

А н н а  С т е п а н о в н а. Быстро за фруктами, девушки!

Акулов, Надя и Зина уходят.

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. Так вот, Анна Степановна… Несчастье!

А н н а  С т е п а н о в н а. Вероника Ильинична, что вы такое говорите?

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. Мать обмануть нельзя, а я своему брату как мать…

А н н а  С т е п а н о в н а. Какое несчастье?

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. С «Дельфином»!

А н н а  С т е п а н о в н а. Да будет вам!

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. Нет уж, слушайте меня! Конечно, все, возможно, и окончится… благополучно, но пока… плохо, Анна Степановна! Меня предчувствие обмануть не может! Очень плохо моему Ване и его команде! Я спросила у Миши: не тревожит ли его задержка «Дельфина»? Если бы он сказал, что тревожит, я знала бы, что случилась какая-то неприятность, небольшая авария, ну, понимаете, настолько небольшая, что о ней не страшно было бы сказать всем. А он… сказал только одно слово: «Абсолютно».

А н н а  С т е п а н о в н а. Да перестаньте вы.

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. А мы с вами хорошо знаем, что значит, когда моряк равнодушно произносит сквозь зубы это слово! (Вздохнув.) Но флот имеет свои законы… Будем ждать! Молча, терпеливо ждать! (Услышав женские голоса.) И забудьте то, что я вам сейчас сказала!

А н н а  С т е п а н о в н а. Уж об этом меня просить не надо!

Входят  З и н а  и  Н а д я.

З и н а. Нам не донести, Анна Степановна. Отец вдруг так расщедрился… С чего бы это?

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. От полноты сердца. Зиночка! Любит он вас, а вы всё на него покрикиваете.

А н н а  С т е п а н о в н а. Пойдем, Вероника Ильинична, поможем слабосильным девицам!

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. Пойдем! (Зине.) Какие же яблоки, Зиночка?

З и н а. Первый сорт! Антоновка!

В е р о н и к а  И л ь и н и ч н а. О, мои любимые! (Уходит.)

Анна Степановна, пожимая плечами, идет за ней. В кабинет входит Егоров.

Е г о р о в (докладывая). Акулов на месте!

М и х а и л. Давайте.

Лена встает.

Е г о р о в (в дверь). Проходите.

Входит  А к у л о в.

А к у л о в. Разрешите доложить, товарищ капитан-лейтенант?

М и х а и л. Да, да, прошу.

А к у л о в. Что касается водолазов, то Дмитриев, на которого я рассчитывал, не подойдет. Сердце уже не то!

М и х а и л. Ну, а второй? Ведь вы же говорили о двоих!

А к у л о в (чешет затылок, робко). Со вторым вам придется поговорить лично. Я не решился передать ему вашу просьбу.

М и х а и л (удивленно). Кто такой?

А к у л о в. Ваш дядя.

Пауза.

М и х а и л. Как это я сам о нем не вспомнил? Тяжелая задача!

Л е н а (видит, что Михаил задумался, резко). Михаил Иванович!

М и х а и л. Что?

Л е н а. Простите! (Убегает.)

А к у л о в (с удивлением смотрит на Михаила). Что это… с доктором, товарищ капитан-лейтенант?

М и х а и л. Эх, мичман, мичман! У всех у нас есть основания для волнений, а у капитана медицинской службы — поверьте мне — особые! (Решительно встает.) Пойдем!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Картина пятая

Лодка. Тишина. О р л о в  слушает стук из второго отсека. Пауза.

К у р а к и н. Ну, что?

О р л о в. Живы, здоровы, работают! (Отходит от переборки, смотрит на часы.)

Г р у ш е в с к и й (Панычуку). Мы на дне уже пять часов.

П а н ы ч у к. Что ж теперь делать?

Г р у ш е в с к и й. Мне курить хочется.

П а н ы ч у к. А мне сыграть на биллиарде!

Грушевский удивленно смотрит на него.

Ты думаешь, Саша, что я сошел с ума? Нет, это я так, шучу!.. Курить нельзя, ты же знаешь!

Г р и г о р ь е в (подходя к Орлову). Разрешите обратиться, това…

О р л о в. Ну?

Г р и г о р ь е в. Как я понимаю, командир пытался осушить отсеки и помпами и воздухом.

О р л о в. Правильно понимаете.

Г р и г о р ь е в. Не получилось?

О р л о в. К сожалению.

Г р и г о р ь е в. Значит, теперь главная надежда на… (Кивает в сторону затопленного отсека.)

О р л о в. Да! Там наши три товарища героически борются с аварией. Они заделывают пробоину… Но работа эта адская… Вы же знаете: им приходится все делать под водой…

Г р и г о р ь е в (тихо, наклоняясь). Дышать становится все труднее и труднее.

О р л о в. К маскам прибегать нельзя… Их всего четыре штуки…

Г р и г о р ь е в. Столько в отсеке положено: здесь по расписанию должны находиться только четверо…

О р л о в. Ясно! Особенно внимательно следить за дыханием. Оно должно быть спокойным; движений как можно меньше. (Пауза.) Опять пригорюнились, товарищ Куракин?

К у р а к и н (тяжело дыша). Да нет, товарищ старший лейтенант! Просто перспективы неясные. Думаю: выскочим ли отсюда?

Г р и г о р ь е в (сердито). Вредная философия!

О р л о в (успокаивающе). Что за нетерпимость, товарищ старшина? Разве вы не думаете об этом?

Г р и г о р ь е в (горячо). Думаю, товарищ старший лейтенант, и не строю, как говорится, никаких иллюзий. Думаю о жене и о дочке Светлане… У нее, между прочим, часто ангина бывает — гланды не в порядке… (Кивнув головой в сторону второго отсека.) О Сеньке переживаю… о Пивоварове. Ведь мой племянник! Но я — военный моряк! Прошел такую войну, и, когда я научился побеждать, когда дошел почти до совершенства, приходится… Вот о чем жалею.

Б е р м а н.