— Бедняжка, — говорит твоя девушка. — Какой кошмар!

Ну, а затем ты, не удержавшись, описываешь подробности.

— Да. Вообрази себе: я видел даже куски виноградных листьев, которые мы ели вчера…

— Фу, — говорит она. — А теперь я иду в душ.

И зачем только ты все это ей рассказал? Ты опускаешь глаза и видишь еще одно пятно на полу. Стираешь его — и тут же замечаешь новое. Вскорости твоя девушка приходит на помощь. Словно нянька, утешающая младенца, она целует тебя в лоб и пытается поднять с пола. Увы! Младенец слишком тяжел для нее…

— Хватит, хватит, — говорит твоя девушка и опускается на коленки. Она целует твой покрытый испариной лоб… Она безгранично добра. — Налить тебе сока?

— Чувствуешь запах? — спрашиваешь ты.

Девушка запрокидывает головку — изящную, как у балерины, — и принюхивается.

— Ну… — говорит она, прикрыв глаза. — Что-то есть. Но совсем чуть-чуть.

Ты поднимаешься на ноги, чувствуя легкую эйфорию, и… неожиданно осознаешь, что делать больше нечего. Работа закончена. Но ты не находишь в себе сил расстаться с губкой.

Твоя девушка входит в ванную и зажигает ароматическую пирамидку. Ты же отправляешься вниз, в свой кабинет, расположенный в подвале, дорогой раздумывая о поучительной морали этой истории.

Порой ты оставляешь компьютер включенным на всю ночь. Именно так ты и поступил вчера вечером. Теперь весь рабочий стол залит водой: книги, бумаги рисунки мокры насквозь, и пахнут они… сам понимаешь, чем. Наводя порядок на втором этаже, ты был по щиколотку в дерьме. Теперь все это дерьмо — над твоей головой. Подняв глаза к потоку, ты видишь, как по нему расплывается большая, кофейного цвета капля…

Да. Настало время сказать это вслух:

— Я обосрал собственный компьютер.

Ты будешь отчищать это дерьмо до скончания века. Вот твое истинное предназначение, вот для чего ты был послан на землю… Ты хватаешься за голову. Затем ты отпускаешь голову и хватаешь губку. Ты уже готов зарыдать, но вместо этого — упорно чистишь, чистишь и чистишь. Собрав все промокшие бумаги в одну большую кипу, ты прямиком отправляешь их в мусорку — даже не потрудившись уточнить, что именно было на них написано. Возможно, ты только что утопил в помойном ведре будущие мировые шедевры… Впрочем, они уже никогда таковыми не станут…

О! Ты только взгляни! Да это же твои рисунки! Их нельзя уничтожать. Ты вешаешь рисунки на бельевую веревку для просушки. Их штук, наверное, тридцать, испещренных коричневыми пятнами и воняющих на всю комнату… Ты — словно зачумленный. Тебе начинает казаться, что придется провести остаток жизни в этой пижаме, жить в ней и работать. Теперь же будь хорошим мальчиком: беги наверх и кайся во всем своей прекрасной даме. Все произошедшее очень характерно для тебя…

Ты осторожно берешь за корешки засранные книги и ставишь их вертикально, распушив страницы, которые следует просушить. Возможно, они высохнут, не завоняв друг друга. Но сумеешь ли ты впоследствии читать Эмили Дикиисон, зная, что каждая страница отмечена твоим собственным говном?

И что же прикажете делать в подобном случае добропорядочному гражданину? Если выслать эти фекалии по почте на адрес правительства, оно, еще чего доброго, подаст на тебя в суд. А то ж! Это будет выпад против закона. Пусть даже ты простой обыватель — они никогда в жизни не допустят покушений на свой авторитет. Или тебя проигнорируют. Не стоит даже и пытаться. Расслабься. Дыши ровнее. Принюхавшись, ты поймешь, что запах ослабевает… во всяком случае, так хотелось бы в это верить…

Пожалуйста, милосердый читатель, не бросай в меня камень. Не суди меня строго — ибо я несчастный человек, глупый и никчемный, поверженный в прах мирскими проблемами. Будь снисходителен. Пожалей меня. Дай мне отдохнуть…

Мой мир надломился, и я устал. Возможно, ты ждал, что я преподнесу тебе урок, что напишу поучительный рассказ. Что ж, я попробую не разочаровать тебя; я дам тебе совет. Вот он: если ты ощутишь, как из тебя лезет огромная какашка, смой ее в унитаз. Спускай свое дерьмо постепенно, чтобы оно, не дай бог, не вылезло все целиком.

И еще кое-что: убирай свое творчество из стратегически опасных мест твоего жилища — иначе последствия могут быть самыми жуткими. Крайне обидно и несправедливо будет, если твой шедевр пропадет, погребенный под твоим же собственным дерьмом.

Наш задний проход принадлежит дьяволу. Он — полная противоположность тому, что видят наши глаза, обоняют наши ноздри, вкушает наш язык и чувствует наша душа. Помни, что именно наша задница — и только она — тянет нас в ад.

Малышу Хэйрсу патологически не везет с женщинами. Думаю, он мог бы воспользоваться моей помощью, но Вильгемина — шлагбаум на пути к счастью — сказала: нет. Я хотел свести Малыша Хэйрса с Карлой, но Вильгемина, подруга Карлы, решила, что это плохая идея. Я же полагал, что идея вполне себе ничего, тем более, что у меня имеется большой опыт в таких делах. Я — брачный агент, и на моем счету много успешных, счастливо соединившихся пар. У меня великолепная репутация… Впоследствии я никак не мог понять, почему я просто-напросто не сказал Вильгемине: «Сдай назад, цыпочка. Уйди с моей дороги». Видимо, это оттого, что я по натуре человек вежливый, спокойный и невозмутимый. Я уверен в себе. Я — профи.

Вильгемина заявила, что Малышу Хэйрсу не понравится Карла. Но я-то знал этого человека лучше, чем кого бы то ни было в целом мире. Возможно, даже лучше, нежели членов моей собственной семьи.

И уж всяко лучше, чем знала его Вильгемина. Вот потому-то я и решил, что она придумала эту смехотворную отговорку, поскольку больше крыть ей было нечем. Она сказала это, сидя в кресле — ссутуленная, усталая и поникшая, как старая банановая кожура. Навряд ли она имела что-то против Малыша Хэйрса как такового. Я даже думаю, что скорее наоборот. Возможно, у нее были собственные планы на будущее, в которые не входило воссоединение Карлы с Малышом Хэйрсом. Не исключено, что именно здесь-то и была зарыта собака.

Брачный агент не должен думать о себе, когда берется за дело. Это один из основных наших заветов, хотя имеются и другие. Не должно торопить события, подглядывать, давить, контролировать каждый шаг. Не следует также предвосхищать события, посредничать в диалогах, посылать подарки от имени будущего партнера, работать дуэньей, преследовать клиентов и сюсюкать с ними. Наши методы должны быть гибкими, искусными и тонкими. А еще мы, подобно Царю Царей, обязаны оставаться скромными, смиренными, держать глаза долу и не ожидать бурных оваций, даже если их заслужили.

Так почему же Вильгемина портила всю мою прекрасную игру? Я гадал по Книге Перемен и получил в ответ: «Быстрый прогресс. Все, что происходит — к лучшему». Навряд ли Вильгемина была моей коллегой-сводней… Я хочу сказать, брачным агентом… «А впрочем, разве не все мы таковы?» — иногда спрашиваю я себя. Иными словами: когда мы обретаем любовь и счастье для нашего собственного тела и мозгов, Разве же это не наша обязанность — сделать столь необходимые в жизни вещи доступными для всех прочих? Допустим, Вильгемина никогда не задумывалась об этом столь серьезно, как я… Куда ей! Я слишком много перевидал в своей жизни. Унылое одиночество, несовпадающие носки, отсутствие гигиены и какое-то приблизительное счастье. В тот момент, когда в одинокую, пустую жизнь Малыша Хэйрса могла бы наконец-то войти любовь, Вильгемина сказала твердое «нет». Я принялся настаивать, и она повторила свой ответ. На сей раз это было большое, подчеркнутое, злобное «нет», сопровождаемое выпученными глазами и подергиванием лицевых мышц. «Нет», напоминающее резкий хлопок двери. Такое «нет», которое звучит в кабинетах с разложенными на столах телефонными справочниками, висящим в углу огнетушителем и пронумерованными приказами в рамочках под стеклом. Одним словом, официальное «нет», подобное тому, что произносит разгневанный босс. Надо ли говорить, что это самое «нет» опустило меня ниже плинтуса? Этакий эдикт, вердикт или типа указ, с которым не тянет спорить. Финальное «нет» в запертой комнате с толстыми пуленепробиваемыми стеклами. «Нет» от верховного правителя… Так что я сказал: «Видно, монарх умер, если на его место избрали вас, о королева. Только покажите мне тело и свидетельство о смерти предыдущего тирана, будьте любезны».