– Я принесу ей извинения за вчерашнее.

– Ну, да. Ей сразу полегчает. А ещё отпусти на свободу, верни убитых родных и отстрой деревню краше прежней.

– В моей власти только сделать её своей ши.

– Очень цинично – извиняться перед тем, кто в положении твоей вещи. Единственное, чем хозяин может расположить к себе рабыню, это исчезнуть.

– Слушай, а ты правда мог бы стать контрицием Прайда Сокрушителей.

– Да, а извиняться ты собрался в надежде на что? – Бритц подпер косяк, перекрывая выход.

– В смысле?

– Ну, на что ты надеешься после? На добрые отношения, на сердечную дружбу? И кстати, есть у неё право послать в жопу твои извинения? Или достаточно формального примирения, которое она изобразит, потому что… ну, а какой у неё выбор?

– Кай, да чего ты завёлся? Ты даже имени её не помнишь!

– Для неё же лучше. А чем ты заслужил доброе отношение и сердечную дружбу, Инфер? Тем, что среди прочих тварей ты временами не такая мразь, как остальные? И всё?

– Она должна знать, что не все эзеры мрази. Что среди нас есть…

– …среди нас есть эрзац человеков, – спаясничал Бритц. – И чаще на словах, а не на деле.

– Довольно меня воспитывать, – отрезал Берграй, прорываясь на улицу. – Ты уже давно не мой опекун.

Бритц закурил в одиночестве у помойки. С порога трактира на него смотрел истерзанный кроссовок. Кайнорт поднял бедолагу. «Рю Мизл», лимитированный выпуск из кремовой замши и полиуретана. Кроссовок зевал подошвой, грустно свесив шнурки. Эзер проводил его в последний путь – в контейнер с надписью «Биологические отходы».

Он постоял ещё, поразмыслил над полиуретаном и выудил кроссовок за шнурок из мусора. И перебросил в бак для пластика.

«Мне нужен психиатр»

Опять достал кроссовок, отодрал замшевый верх от резиновой подошвы со звуком разрыва сердца и разбросал части по разным контейнерам.

«Мне нужен очень хороший психиатр»

Уже в трактире он понял, что перепутал и бросил всё не туда.

* * *

В благодарность за вчерашний кисель я вызвалась отнести в трактир кровь вместо Язавы. Что там творилось! Гнев богини, каким его изображают в опере. Под звон стекла Берграй Инфер сверлил меня взглядом. Нет, женщины тоже пялились, как всякие красавицы, пленённые чужим уродством, но этот… Любопытство Берграя вылизывало с ног до головы, забиралось под комбинезон. Он меня узнал. Видно, рассчитывал прижать где-нибудь, чтобы добить из мести. Ведь я пустила ему крови гребнем, и он, должно быть, думал, что имеет право.

Меня снова ждали бахаоны. Оглядываясь, как вор, я присела возле портала. Рама под моими ладонями была совершенно гладкая, на постукивание отвечала глухо, как цельнометаллическая литая болванка. Всё, что я разузнала, это состав: гидриллий, будь он проклят. Мираж идеи забрезжил вдруг, но его спугнули:

– Ула!

Меня так и отшвырнуло от забора. Навстречу шёл Берграй. Не знала, видел ли он, как я стучала по порталу.

– Ула, подойди, – низкий повелительный тон действовал, как яд паука на муху.

«Пауки же едят насекомых! А не наоборот. Да, пап?»

Я подчинилась. У Берграя были синие глаза, такие чистые, каким не бывает даже море на картинах. И чёрные волосы, которые давно следовало подстричь.

– Что ты делаешь за контуром?

– Исправляюсь, господин Инфер.

– Я освобождаю тебя от дополнительной работы.

– А кто причешет бахаонов? – я ещё не представляла, во что ввязалась, переча капитану на его родном языке. – На закате им в дозор. Если я всё брошу, кому-то другому придётся это сделать. Позвольте пройти.

– Ула, стой. Я напугал тебя вчера. Думаю, нам обоим повезло, что ты сбежала. Чтобы загладить вину, я сделаю тебя своей ши.

– Нет, пожалуйста, я не хочу!

Довыпендривалась. Нужно было уйти сразу, пока ему не пришло в голову устроить меня домашним питомцем.

– Обещаю не пить твоей крови, Ула. Клянусь.

– Зачем тогда вам ши?

– Для личных поручений. Обычно я не трогаю хрупких девчонок, но вчера был случай исключительный. Рой-маршал Бритц сблефовал на тренировке, я взбесился. Этого больше не повторится, – Берграй улыбнулся, и солнце нарочно заиграло на его зубах. – Меня убивают не чаще раза в сотню лет, и следующую инкарнацию ты, вероятно, уже не застанешь.

А, ну, это был веский аргумент. Кроме того, у карминцев с недавних пор тоже прижилась традиция винить во всём Бритца. От снижения яйценоскости бриветок до похмелья.

– Я… не знаю. Я не хочу. Мне и так нормально! Не знаю, как объяснить по-вашему! Только не ши.

– Ула, я впервые извиняюсь перед рабом. Искренне прошу прощения за прошлый вечер… хотя бы в обмен на то, что прощу и тебе этот укол расчёской. – Он взял мою руку и достал чёрный тонкий браслет. – Расположение офицера здесь стоит многого. У тебя будет меньше тяжёлой работы, освобождение от общей сдачи крови и главное – защита.

К сожалению, это значило, что отныне у меня не будет защиты от него самого. Дело было даже не в Берграе. Наверное, он говорил правду, когда обещал заботиться, защищать и давать поблажки. Но я вообще не хотела кому-то принадлежать. Так, один ошейник создавал иллюзию, что я военнопленная, а в паре с браслетом – что уже чей-то раб. Вещь! Этот рубеж перерубил бы мне хребет. Я деликатно высвободила руку.

– А разве минори Бритц не может приказывать всем рабам домена?

– Пока мы здесь – он может, да, – Инфер опять потянулся, но я отступила. Сзади гудела гидроплазма, впереди наступал дьявол с лицом прекрасного короля.

– Тогда в чём смысл браслета? Кого ни спроси, здесь опасен только Бритц, но это он приказал мне выйти в ночную смену. Значит, прикажет опять, и так до тех пор, пока я не выполню работу.

Я спрятала руки за спину и сжала кулаки до посинения. Инфер мог надеть браслет, мог, конечно. Но только силком. Не знаю даже, почему он тянул. Насилие, должно быть, приелось эзеру третьей линьки: сколько же ему лет, если вторая наступала после девяноста девяти? Может, спишет мою придурь на шок и отступится. Пусть ненадолго, пусть в качестве передышки в игре, в которой непременно выиграет, и точка. Только бы выдержать до нападения партизан! Берграй провёл большим пальцем по моей щеке:

– Ладно. Тебе и без меня досталось, я смотрю. Иди, завтра поговорим.

Шрамы, будь они неладны, сыграли мне на руку. Я-то надеялась, вдали от Чпуха перестану быть Улищей-страшилищей. Берграй убрал браслет под куртку и дал мне пройти. Он меня пожалел. Захотелось влепить ему затрещину.

Я добралась до бахаонов, но силы покинули на первом же. Гребень показался тяжелее кузнечного молота, а мысли занимал замок, замок, замок… И капитан Инфер. Чем ему возразить, если он силён и непреклонен, как гидриллий? Чем возразить…