Из этой эпопеи я делаю вывод о том, что бюрократия не способна работать с народным представителем, ибо она лишена способности реагировать на насущные проблемы и не имеет профессиональных навыков, которые позволяли бы вести продуктивную дискуссию с субъектом законодательной инициативы, коим является депутат. Именно поэтому мы сталкиваемся с диктатом бюрократии. Она не способна к дискуссии, диалогу и сотрудничеству. Бюрократия — суть воплощение идеи антинациональной тирании.

Разумеется, самое острое противостояние бюрократии и нации проявляется в отношении к проблеме чрезвычайного законодательства. Чрезвычайное законодательство — инициатива по уничтожению бюрократии. Поэтому внутри бюрократии никогда не быть решительной поддержке такого рода законодательным изменениям. Они могут быть введены либо волей национального лидера (лидера Россия заждалась), либо волей последних спасителей страны, которые удержат ее от краха, отстраняя бюрократию от управления и лишая ее права что-либо решать. Это можно назвать «революционной законностью», которая жестока не только к бюрократии. Но ее позитивная роль именно в этом — в уничтожении бюрократии. Фактически ниспровержение негодного законодательства — это ответ народа на отсутствие национального лидера, который способен к проведению «революции сверху».

В борьбе с мятежом России опоздала. Возможно, навсегда. Пока общественное сознание потрясали страшные террористические акты, происходящие то в столице, то на Северном Кавказе, властные спикеры толковали о войне и необходимости мобилизации всех сил против опасности террористической угрозы. Но стоило террористам найти свое успокоение на государственных должностях, широко открытых для них в Чечне, и мятеж оказался для власти вполне удобным процессом. Сдавать территории в управление бандитом было куда как проще, чем сражаться с ними и предоставлять народу самоуправление. Огромное запаздывание в понимании ситуации демонстрируется неготовностью общества и инфраструктуры государства к противодействию новым методам войны, которые были узнаны лишь в жестоких терактах, а в прочих формах до сих пор так и остаются неизвестными. Мятеж происходит у всех на глазах, маскируясь под «стабильность».

Разработка контртеррористической стратегии не может состояться, если не будут установлены конкретные виновники, дававшие неверные прогнозы и снабжавшие государственную власть неверными стратегическими ориентирами. Прежде всего, это касается Чечни. Но в значительной мере — и общей ситуации в стране, которая остается катастрофической, но таким образом практически никем из высших государственных чиновников не характеризуется. У политического руководства страны не складывается понимания, что Россия как государство может «схлопнуться» в ближайшие десятилетия. И причиной тому может быть как совокупность ряда факторов, так и отдельные кризисные процессы (демография, неконтролируемая миграция, наркомания, техногенные катастрофы, интервенция и др.).

Для того чтобы иметь какую-то надежду, что мы еще в состоянии отреагировать на убийственные для нашей страны процессы, необходимы самые радикальные меры в самых различных областях государственного регулирования. Они в свою очередь могут быть сформулированы только если отказаться от негодной системы ценностей, показавшей свою полную несостоятельность, но до сих пор внедряемой всеми силами государственных институтов. Речь идет о гибельной доктрине либерализма, ставшей необъявленной идеологией власти.

Терроризм и мятеж невозможно победить одними лишь техническими мерами. Президент, отдавая приказ на расправу над бандитским режимом в Чечне, говорил, что необходимо расправляться с террористами в их гнезде. Но дело в том, что за прошедшие годы мятеж и внешне мирные антироссийские установки дали метастазы во всем национально-государственном организме России. Не случайно в СМИ антигосударственный пафос сменился антируссним. СМИ, которые власти удалось взять под контроль, оказались лишены концептуальной позиции, чтобы обеспечить коммуникацию между властью и обществом, но прекрасно поняли сигнал из Кремля, разрешивший клеветать на русскую культуру, историю, представлять русскую молодежь как экстремистскую группу и т. д.

Терроризм вовсе не является неким замыслом враждебных России государств. И противодействие ему не связано с созданием каких-либо антитеррористических государственных коалиций — они невозможны или неэффективны, поскольку противник организован не государствами и государства, расколотые внутри себя, не могут создать эффективной корпорации против терроризма. Главная проблема государств — поиск путей освобождения от неверных стратегий, выявление внутри себя вирусов идеологического разложения, отказ от уступок нигилистическим группировкам, изгнание и нейтрализация союзников и спонсоров терроризма. Только в этом случае государство в состоянии стать субъектом борьбы с терроризмом и антинациональным экстремизмом.

Терроризм носит транснациональный характер и является проявлением общих процессов, идущих в мире. Эти процессы связаны с деятельности нигилистических группировок, нацеленных на разрушение Традиции — вплоть до краха государств и передачи полномочий по управлению социумами транснациональным бюрократическим органам (типа Евросоюза или НАТО). Антигосударственные силы присутствуют во всех государствах — в том числе и на Западе, и в России. Террористические атаки лишь подхлестывают антигосударственные и антинациональные настроения, опираясь сочувствие и тайную поддержку со стороны организаторов этих настроений.

Тот факт, что мир ислама поставляет львиную долю террористов для организации «актов возмездия» против Запада и его союзников, говорит только о том, что ислам пока имеет возможность вытеснять деструктивные практики на свою периферию и за ее пределы. Тем не менее, разложение и разрушение традиции действует в мире ислама стой же силой, что и на Западе. Распространение варварских, поверхностных форм религиозности здесь аналогично вестернизации и является ее оборотной стороной.

Россия волей судеб собирает на своей территории два нигилистических подхода: 1) не имея крепких основ для традиционного ислама, российская умма радикализируется и становится источником антироссийских идей; 2) не сумев обратиться к традиционным формам жизни в момент крушения коммунистического режима, Россия позволила развернуться на своей территории и в общественном сознании агрессивному либерализму, ставящему своей целью уничтожение государства как такового. Обе нигилистические установки подпитываются паразитическими практиками хозяйствования: олигархией и этнической клановостью. Средства, поступающие от этих кругов, достигают организаторов терактов.

Истребление террористов и изживание мятежа требует, прежде всего, излечения государства, пронизанного вирусами либеральной идеологии. Формальные нормы демократии западного образца остаются для государственной власти единственной опорой. Власть продолжает разговаривать с обществом на языке либеральных догм. И от этого все более теряет доверие. Рецептом может быть только решительное расставание с западнической риторикой и приверженностью к западным социальным технологиям. Вместо западной формы демократии, которая в России закрепиться не может, нам необходима национальная форма демократии, которая не станет пугаться чрезвычайных мер в условиях чрезвычайных ситуаций. Это демократия не прав человека, а «прав» традиции — власти демоса-общины.