силы 16 000»; седмой воевода переславский Андрей Серпуховичь: «Со мною силы 16 000»; осмой воевода князь Андрей Муромской: «Со мною силы 18 000»; девятый воевода Данила Белеутов: «Со мною силы 13 000»; десятый воевода Констянтин Конанович: «Со мною силы 20 000»; да всей силы с великим князем Дмитрием Ивановичем 400 000 без дву тысящ кованой рати. Того же дни приехаша после числа за Оку реку к великому князю посадники новгородцкие Великого Новаграда, а с ними силы пришло 30 000, и биша челом великому князю Дмитрию Ивановичю.

В то же время отпусти третию сторожу избранных своих удалцов, яко да купно видятся со тотарскими сторожи в поле: Семена Милюка, да Игнатя Кренева, да Фому Тынину, да Петра Горского, да Карпа Олексина, Петрушу Чюракова и иных многих ведомцов 90 человек. И рече князь великий брату своему князю Владимеру: «Поспешите, братие, противу безбожных печенег; аще ли смерть приключитца, нам, но не престанем — ни без ума нам ся смерть». Идоша путем своим князь же великий Дмитрей Иванович, моляся господу богу и призывая на помощь и сродников своих святых старстотерпцев Бориса и Глеба.

Слышав же то Олго резанский, яко уже князь великий грядет со многими силами противу безбожных тотар царя Мамая, ноипаче вооружен твердо верою, он же к богу от всего ума упование имуще. Князь же Олг резанский нача блюстися, с места на место преходя, со единомысленики своими, глаголя: «Аще бы мочно нам послати ко многоразумному Олгерду литовскому против таковаго приключьшагося тако имам мыслити, но отовсюду нам изостали пути, но мы же по преднему мыслихом, яко не подобает руским князем противу восточнаго царя стояти с копием. Ныне убо что помышляюще, откуду прииде ему разум и помощ великая, яко противу нас трех прииде ему разум вооружитися?» И рекоша ему бояре его: «А нам, господине Олг, за пятдесят дней поведали и мы стыдилися тебе рещи; скажут, в вотчине его калугер Сергие зовут; тот велми прозорлив, той ноипаче вооружи его на царя и от своей обители дасть ему два воина калугера, добре силны».

Слышав же то Олг резанский от своих бояр, нача сердитися на своих бояр; «Почто мне сего не поведали преже, да бых умолил того царя нечестиваго, да ничто же бы зло сотворилося, не аз бо един оскудех умом, но и паче разумнее мене Ольгерд литовский, но той бо чтет закон Петра Гугниваго латвйскую веру, аз же окаянный разумех истиннаго бога, но что ради поползохся? Того ради рече божественное писание: «Аще раб ведый закон господина своего, а преступает, то бо ему бывает без милости». Ныне убо, что сотворю; которому учну работати? Аще бы великому князю работал, то отнюдь не приимет мене: весть измену мою к себе; аще ли приложуся к нечестивому, но и дороги ми несть, како к нему ити на помощь; аще ли пойду к нечестивому, поистинне, яко древний гонитель буду Христов, яко же древняго Святополка земля пожрет мя, но и аз токмо стяжания лишен буду, но и живота гонзну; но аще бог по нас, но никто же на нас, и еще оного старца Сергия, помогает ему. Аще ли же ни единому помощи не сотворю, то како вопреки могу от обоих прожити? Которому бог поможет, к тому и аз присягну». Олгерд же по предреченным своим сродником приближеся, а привел бе бяше Литвы много и агарян, иже итти ко царю Мамаю на помощь. Бывшу же убо Ольгерду у Одоева и слыша про великого князя Дмитрия Ивановича, яко собра войска много Руси и Словенскую землю и поиде к Дону, и убояся Олгерд, и пребысть тут. И оттоле недвижешеся и нача размышляти своей суетный помысл и видев свое совокупление розно идуще и нача сердетися и развратися и рече: «Елико не достанет человеку своего ума и мудрости, а чюжею мудростию не жити, но преж сего николи же Литва от Резани учима бывает, ныне же изведе мя князь Олго резанской из ума, а сам ноипаче себя погуби. Ныне же убо пребуду зде, дондеже услышим победу московскаго великого князя».

В той же день гонець пригонил к Олгерду литовскому от земли Литовские и привезл к нему книги написаны сицевым образом, писаны бысть про его дети, что пойдоша его дети на помощь великому князю московскому Дмитрию Ивановичю, и они како советовали промеж себя, два брата князь Андрей да князь Дмитрей, глагол же их таков бысть. Слышав сие князь Андрей полотский, князь Дмитрей брянский, Олгердовичи, яко велика беда и попечение и туга настоит князю Дмитрию московскому и всему православному християнству от безбожнаго царя Мамая, и оттуду мысляше, отцем ненавидими бяше обое, ноипаче. боголюбивы, вместе бо крещение прияли есте от мачехи своея от княгини Анны. Беста бо, аки некия класы доброплодныя подаваемыя живуще посреде нечестия, не имамы плода, когда достойна сотворити. Посла Андрей к Дмитрию тайную буквицу малую, в ней же бе писано: «Се брат мой возлюбленный, яко отец наш отверзе нас от себе и не возлюби нас, дав нам закон свой ходити по нему. Се мы, что воздадим о том, яко разумех бога истиннаго. Ныне убо скончаем подвиг добр подвижнику христову и началнику християнскому великому князю Дмитрию Ивановичю московскому. Ныне убо ему, великому князю, туга есть велика от поганых измаилтян. Но еще отец наш побарает по них и князь Олго резанский приводит нечестивых тотар. Нам же подобает сия свершити, яко божественное писание глаголет: «Братие в бедах пособивый бывайте». Но помыслим сами себе, отцу ли станем противитися или к великому князю Московскому итти на помощь; рече святой апостол Лука еуангелист, спасителя нашего христовы уста его рекше: «Предани будете родители своими или братиею и умертвитеся имени моего ради, претерпевый до конца, той спасен будет, и слезем от плода являющагося терпения и предадимся истинному плодовиту винограду христову, возделанному рукама божиима. Ныне же подвизаемся не земнаго ради княжения, но небеснаго царствия и чести желая, яже господь даст творящим волю его». И прочет же князь Дмитрей Иванович послание и нача радоватися и от радости плакати и рече: «Владыко человеколюбче! Дай же нам, господи, сотворити тму тем подвига сего добраго, ему же открыл господь все добрая брату моему». И рече послу тому, повелел: «Тако рцы брату моему: Готов есми дни сего по наказанию твоему, колика войска моего купно со мною будет божиим промыслом совокупленых браней ради приходящих от Дунайских агарян. Слышах