Моя одежда исчезла.

Вся, целиком: ботинки, панталоны, чулки, нижнее и верхнее платье.

– Месье Орман! – прошипела я, выглядывая из ванной. – Верните мне мою одежду! Сейчас же!

– После завтрака – непременно, – отозвался Орман. – Неужели ты думаешь, что я просто так тебя отпущу? После того, что случилось?

Подумать времени у меня не было, ни вчера, ни сегодня. Поэтому я с треском захлопнула дверь и уселась на бортик ванной, вцепившись в него пальцами. По-хорошему, он был прав: эту ночь я все равно провела в его доме, за время завтрака ничего существенно не изменится. Гувернанткой мне больше не быть, художницей (после такой статьи) – тоже.

А кем быть? Натурщицей месье Ормана?

Решительно откинув эту мысль на потом, вернулась к магии.

О случившемся до сих пор напоминала подпалина на ковре и очень похожее пятно на кресле. Медленно приблизилась и опустилась на корточки рядом, коснулась пальцами обугленных краев, и те рассыпались прахом. Подавив желание отпрянуть, выпрямилась и поднялась.

Что, если бы такое случилось на улице?

Или, скажем, у Вудворда? Орман говорил, что нарочно устроил мне встряску – значит, такое больше не повторится? В смысле, я больше никого не подпалю этими жуткими черными хлыстами?

Не подпалю, не испепелю… как это правильно называется?

Ладно, если уж все так получилось, надо извлечь из этой ситуации как можно больше выгоды. В частности, обо всем его расспросить. После завтрака мне вернут одежду, и я поеду к леди Ребекке. Нужно узнать, откуда во мне такая жуткая магия.

После праха обивки руки мыла особенно тщательно, а еще быстренько привела себя в порядок. Быстренько – не для того, чтобы побыстрее увидеть Ормана и даже не потому, что мне отчаянно хотелось засыпать его вопросами. Просто запах бекона до сих пор будоражил воображение. Бекона, а еще булочек, которые в отличие от бекона не остынут… Но он же тоже не успеет остыть, правда?

Бекон.

Я даже на себя в зеркало едва взглянула: было бы на что там смотреть, правда. Торчащие в разные стороны волосы (которые наспех пригладила невесть откуда взявшейся у зеркала совершенно новенькой щеткой), и удивительно посвежевшее лицо. Чувство было такое, что отоспалась я за последние полгода, по крайней мере, уже давно не ощущала себя настолько свежей и полной сил. На щеке не осталось и следа после пощечины Вудворда: я даже потыкала в нее пальцем, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают. Не обманывали, потому что больно не было ни капельки.

Все так же, с высоко поднятым подбородком вернулась в спальню.

– Хорошо, – сложила руки на груди, с вызовом глядя на него. – Я согласна позавтракать, если вы ответите на мои вопросы.

Орман, стоявший у окна, обернулся. Поклясться могу, что уголки его губ дрогнули.

Ну и ладно, ну и пусть глумится! Главное сейчас – получить ответы.

– И много у тебя вопросов, Шарлотта?

– Много, – сказала я, медленно двигаясь к кровати. – В частности, давно мы с вами стали на «ты»?

– Со вчерашнего вечера.

Без маски он выглядел не таким… далеким, что ли. А еще мне почему-то очень хотелось коснуться серебряной пряди в его волосах. Почувствовать, действительно ли она настолько инеевая, как кажется.

Мысленно отругала себя за такие идеи и неспешно приблизилась к кровати. На которую взобралась и закуталась в покрывало, после чего подтянула столик к себе.

– Я настаиваю, чтобы вы обращались ко мне на «вы».

– Настаивай, – заметил он, приближаясь к постели. – Я не против.

– Стойте там! – Я вскинула вилку, которая как-то незаметно оказалась в моей руке.

– Это моя спальня, Шарлотта.

Что-о-о-о?!

– Сегодня я уступил ее тебе, но это ничего не меняет. Стоять я буду, где пожелаю. И сидеть тоже. – Он опустился рядом со мной, подхватил столик и поставил его между нами. – Ешь, пожалуйста. Мысль о том, что ты голодная и гордая, не дает мне покоя.

– Я не голодная и не гордая!

Желудок снова предательски заурчал, и под этот аккомпанемент до меня дошло, что я только что сказала. Уточнять – значит, лишний раз привлекать внимание к своей оплошности, поэтому я молча сняла крышку и сделала вид, что еда меня совсем не интересует. Вот ни капельки. Ни разу. Даже если учесть, что в последний раз я ела бекон очень давно: у Вудвордов слугам давали овсянку, иногда яйца и сыр. Ну и хлеб, разумеется.

– Так и будете глазеть? – вложила в свой голос как можно больше холода и взяла нож.

– Буду, – мягко сообщил он. – А если будешь изображать из себя невесть что, еще и покормлю. С ложечки.

Я дернулась, когда рука его потянулась к подносу, но Орман всего лишь взял кофейник, чтобы наполнить мне чашку. Глубоко вздохнула и медленно отпилила кусочек бекона с яичницей. Леди Ребекка учила, что мисс должна есть понемножку. А в гостях – всегда отказываться от добавки, но никогда не оставлять ни крошки, потому что это может намекнуть хозяевам на то, что блюдо не удалось. И уж тем более мисс не должна есть быстро, нужно медленно и аккуратно поднести кусочек ко рту…

Бекон оказался превосходным: на миг забывшись, подумала о том, что никогда не ела ничего вкуснее.

– Сливки и сахар добавишь по вкусу, – произнес Орман, наблюдая за мной со странным выражением на лице. – Кстати, можешь называть меня Пауль.

Спасибо воспитанию леди Ребекки, именно благодаря ему я сейчас не поперхнулась: нечем было.

– Могу, но не стану, – ответила я. – Во-первых, мы с вами недостаточно хорошо знакомы.

– А во-вторых?

– А во-вторых, это имя вам не идет.

После такого леди Ребекка упала бы в обморок, но ее здесь не было. Тем более что имя и правда ему не шло, оно было приляпано к его образу с изяществом карнавальной маски на званом ужине.

После этого замечания Орман посмотрел на меня с еще большим интересом.

– Возможно потому, что оно не мое.

От такой откровенности я чуть не поперхнулась повторно.

– Вот как?

– Это имя мне дали в Иньфае, мой наставник. Пау-Лин в переводе с иньфайского означает «одухотворенный».

Он смотрел мне в глаза, и от этого взгляда становилось жарко. По-настоящему жарко, не как от пламени в камине: этот жар рождался внутри, а не снаружи. Не согревающий, но будоражащий, заставляющий тянуться к нему, как бабочка к огню. А с бабочками, которые тянутся к огню, ничего хорошего обычно не происходит. Потом от них остаются только крылышки.

Сама не знаю, почему у меня возникло такое чувство, но именно оно встряхнуло и заставило первой отвести взгляд. Этот разговор сам по себе переходил все допустимые грани. Даже не приличий, а чего именно, я пока сказать не могла. И не уверена, что хочу это знать.