описываемых событий. На недоуменный вопрос самого вахмистра, почему большевиков пускают в рай, «бог» отвечает: «Мне от вашей веры ни прибыли, ни убытку. Один верит, другой не верит, а поступки у вас у всех одинаковые, сейчас друг друга за глотку». Таким образом, большевики не меньше оправданы в истории, чем белые, говорит этим Булгаков. Однако, в инсценировке национал-большевистские тенденции резко усиливаются и становятся явно высказанными.

В конце пьесы белый офицер Мышлаевский доказывает, что нужно переходить к большевикам.

«Мышлаевский. Я за большевиков, но только против коммунистов ... По крайней мере, буду знать, что я буду служить в русской армии. Народ не с нами. Народ против нас.

Студзинский. ...Была у нас Россия — великая держава!

Мышлаевский: И будет! И будет!»

В самый день постановки, 5 октября, Луначарский, зная, какую бурю эта пьеса вызовет, открыто берет ее под защиту. Он называет ее «скоплением немалых достоинств и очевидных и крупных недостатков». С одной стороны, Луначарский указывает на содержащийся в ней национализм, «как всегда прикрытый декорациями патриотического воодушевления». Но, с другой стороны, Луначарский видит ценность пьесы в том, «на каких пределах сдают позиции правые, самые правые сменовеховцы — обыватели!»

Однако авторитет наркома просвещения в то время не был достаточно высок, чтобы сдержать поток негодования партийной критики в адрес пьесы Булгакова. «Комсомольская правда», «Рабочая Москва» опубликовали резко отрицательные рецензии, требуя ее запрещения. Но Луначарский по-прежнему отважно отстаивает «Дни Турбиных». Ему приходится противостоять не только газетным рецензентам. Как видно, за запрещение пьесы выступил зав. отделом агитации и пропаганды МК Н. Мандельштам. Он заявил, что во МХАТе гнездится контрреволюция, и обвинил Луначарского за то, что тот ее поддерживает, пропустив пьесу для постановки. Однако «Дни Турбиных» продолжали преспокойно идти во МХАТе с 1926 по 1941 год, 987 раз!

Надо знать, какую роль играл театр в СССР, чтобы понимать, что одна постановка «Дней Турбиных» значила больше, чем любая политическая литература. Журнал «Россия» был закрыт, но те идеи, которые он распространял, не только продолжали жить в СССР, но даже и набирать большую силу.

Отвага Луначарского и то, что «Дни Турбиных» не были запрещены, становятся более понятными, если знать, что пьесу поддерживал сам Сталин, не допустивший расправы над Булгаковым. Известно, что он посетил этот спектакль 15 раз. Более того, он вступается за нее, когда драматург Билль-Белоцерковский обращается к нему с просьбой запретить пьесу.

Эта пьеса, по словам Сталина, «не так уж плоха, ибо она дает больше пользы, чем вреда», она «есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма». Письмо Сталина является исключительно ценным примером той аргументации, которая выдвигалась им в защиту национал-большевизма.

Воодушевленный успехом, Булгаков пишет новую пьесу «Бег», где главным героем является возвращающийся в Россию врангелевский генерал Хлудов, откровенным прототипом которого являлся еще живой тогда генерал Слащев. Булгаков писал «Бег» уже в 1926 г. Пьеса была принята к постановке МХАТом, и ее одобрил вернувшийся в 1928 г. в СССР Горький, но в октябре 1928 г. она все же была запрещена. Сталин готов был дать разрешение на постановку «Бега», если Булгаков согласился бы ввести туда сцены, где были показаны социальные пружины гражданской войны, но Булгаков этого не сделал. В высшей степени интересно то, что в ответе тому же Билль-Белоцерковскому Сталин отрицал, что «Бег» является «правой» опасностью, ибо, по его словам, в литературе не может быть «правой» или «левой» опасности, как это бывает в политике. Тем самым Сталин давал литературе как бы карт-бланш на то, что не допускалось в партии, что и наблюдается во всей культурной жизни двадцатых — тридцатых годов.

СМЕНОВЕХОВЦЫ В НАРКОМИНДЕЛЕ

Весь 1926 г. и позднее сменовеховцы все еще терпимы в самых чувствительных областях советской жизни, в т. ч. политической. Одной из этих областей была международная политика. Оказывается, что большая группа сменовеховцев использовалась Наркоминделом как советники. Они господствуют и в издававшемся Наркоминделом журнале «Международная жизнь». Среди них мы видим бывшего редактора «Накануне» Ю. Ключникова, его соредактора Г. Кирдецова, быв. ректора СПб. университета проф. Э. Гримма.

В своих статьях эти авторы настойчиво проводят национал-большевистские идеи, явно терпимые в области международной политики. Кирдецов выступает главным образом как специалист в очень щепетильной области, а именно по вопросу о международной политике Италии. При описании итальянской внешней политики он незаметно старается провести аналогию между фашистской Италией и СССР. Правительство Италии он называет революционным, подчеркивая, что внешняя политика Италии, как дореволюционной, так и послереволюционной, едина. Это явная параллель советской внешней политике. Кирдецов говорит, что и в Италии националисты поддерживают революционное правительство Муссолини. «Молодой итальянский империализм, несмотря на весь пафос своего юношеского задора, отличается исключительной сдержанностью порывов, трезвостью определения объектов своих устремлений. Находится ли у власти фашистское правительство Муссолини или какой-нибудь «дореволюционный» парламентский кабинет Орландо — Джолитти — Бономи, эта отличительная черта итальянского империализма остается».

Кирдецов указывает на дружественные отношения Италии с СССР и, в частности, на то, что Италия сочувствует вмешательству СССР в дела Китая, так как, по мнению Италии, это способствует изгнанию оттуда англичан. Все превратности итальянской общественной жизни Кирдецов объясняет уже знакомой нам у Устрялова и Ключникова диалектикой истории. В другой статье Кирдецов, пренебрегая классовым анализом, предостерегает СССР от колониальных устремлений Германии, которые нисколько не заглохли, и говорит, что в немецкой политике чувствуется лозунг «Назад к Бисмарку».

Э. Гримм, консультант Наркоминдела, доказывает антирусский характер американской политики на примере позиции США в русско-японской войне 1904-1905 гг. Он утверждает, что США пытались ослабить Россию и Японию и приветствовали поражение России. Гримм задается целью показать читателю, что враждебность Запада к России не связана с революцией, а определяется национальными и геополитическими причинами. Он с большим сочувствием описывает китайскую революцию, видя в ней прежде всего существенный удар по Западу.

Одним из ведущих авторов журнала оказывается Ключников. За 1926 г. он публикует три статьи о международно-правовых проблемах, где, естественно, резко осуждает Запад. Он прямо указывает на то, что единственным способом решить все сложные международные проблемы является распространение советского контроля на весь мир. Рассуждая о тщетности надежд на разоружение, Ключников говорит, что эта проблема исчезнет лишь при установлении гегемонии сильнейшего государства, следуя своей старой теории империализма как средства интернационализма.

«Как только и другие страны, — не оставляет сомнения Ключников, о каком государстве идет речь, — усвоят основные социально-экономические принципы СССР, так дело разоружения тотчас же станет на твердую почву. Одно невозможно без другого».