Палец обожгло. Вскрикнув, я отдернул руку — Вами ее на этот раз выпустил и молча взял свое пиво. Я принялся потирать саднящий палец. Следа от укуса не было, но небольшой красный волдырь там надулся. Пососав палец, я снова его осмотрел. Кожа не прокушена, краснота уже спадает потихоньку.

— Как это… — начал я, но Вами меня тут же перебил:

— Там лежит папка… — Он кивнул на шкаф. — Принеси, пожалуйста.

В шкафу пачками громоздились папки, блокноты и разрозненные листы. Я оглядел все эти кипы, недоумевая, какую именно папку просит Вами. Уже хотел уточнить, но тут увидел сам — где-то на средней полке, тонкая, с надписью «Аюамарка», накарябанной в правом верхнем углу. Я передал ее Вами, и он, вытащив оттуда два листа бумаги, заскользил взглядом по второму. Потом, хмыкнув, отыскал красную ручку и что-то отметил. Страницу он протянул мне, ткнув в нижние строки. Точка алела напротив имени Адриана.

— Адриан Арне, — произнес он, передавая мне оба листа. — Садись. Пока туда не смотри. — Я послушно сел. — Никакого Адриана Арне я не знаю. По моим понятиям, мы с ним никогда не встречались. Не помню, чтобы он тогда был в переулке, и не помню, как вписывал сюда его имя… Я еще давным-давно заметил одну вещь, — продолжал он. — Как-то раз, просматривая свои старые записи, я наткнулся на пару имен, которых напрочь не помнил. А ведь должен был, раз собственноручно зафиксировал убийство во всех подробностях, но нет, никаких ассоциаций. Озадаченный, я полез просматривать все свои дневники — та еще работенка — и обнаружил шесть фамилий, то есть полдюжины убийств, на которые память никак не откликалась. Меня это, конечно, насторожило, но и заинтриговало тоже. Я всегда благоговел перед безумием. Потеря памяти могла бы стать первым признаком того, что я скатываюсь туда, в темную пропасть, которую всегда хотел исследовать. И я счел провалы в памяти своим шансом, возможностью посмотреть на жизнь под другим углом. Увы, на этом все и застопорилось. — Кажется, его это действительно удручало. — Никаких отклонений я за собой не замечал — ни тебе промахов, ни разговоров во сне, ни очнуться в незнакомом месте. Все тот же Паукар Вами, если не считать нескольких дыр в памяти. А потом, порывшись в архивах Дворца, я обнаружил вот это. — Он кивком указал на листы в моих руках. — Раньше где я только эти шесть имен не искал, все без толку, поэтому сделал копию с архивного списка и принес домой изучать. Там было много других имен, не имевших ко мне никакого отношения. Но некоторых я знал, а на некоторых других нашел досье. Я решил сыграть сам с собой в игру. Отметил все известные мне имена и те, которые нашел в архивных досье, красной точкой с левой стороны. Потом начал периодически просматривать список, проверяя, все ли имена я помню. И если обнаруживал, что какое-то выпало из памяти, отмечал красной точкой справа. А теперь можешь взглянуть.

Я пробежался глазами по двухстраничному списку имен. Там их было штук пятьдесят или шестьдесят. У большинства красная точка стояла слева, в том числе у меня и у Адриана (наши имена были вписаны от руки в самом конце). Над нами значились еще пять-шесть человек, тоже вписанных карандашом.

— Список древний, — пояснил Вами. — Устарел уже. Я пытался отыскать обновленный, но ту папку, на которую я наткнулся, куда-то переложили, и больше я ее не находил. Поэтому я пополняю список сам, когда мне попадаются аюамарканцы.

Практически у всех имен, отмеченных точкой слева, имелась такая же справа. Большую часть тех, где второй точки не было, я знал: Леонора Шанкар, Кончита Кубекик, Паукар Вами, я сам. Ама там не значилась вообще, и спрашивать о ней я не стал — не знает о ней Вами, и замечательно.

— Что это? — спросил я. — Кто все эти люди?

— Если не считать тех, кто не отмечен точкой справа, то понятия не имею. Их имена для меня пустой звук. Там есть шестеро, которых я, согласно записям в дневниках, убил, и добавилось еще пять, но что касается остальных… — Он пожал плечами. — Когда-то, судя по точкам, я их знал. А теперь нет.

— Кто такие аюамарканцы? Вы говорите, что распознали меня еще тогда, в первую встречу. Как?

— У нас одинаковые глаза. Пустой взгляд. По-другому не объяснить. Я уже столько таких перевидал — хотя большинство не помню, — что могу отличить на раз. Не знаю, что это значит, кто они, чем отличаются от остальных, почему они постоянно исчезают из памяти и из жизни. Но когда-нибудь, если не брошу поиски, я узнаю. Поэтому я и следил за тобой. Надеялся, ты меня наведешь на отгадку.

Я снова опустил взгляд на листы:

— Вы не убивали Адриана?

— Насколько я знаю, нет.

— И у вас нет соображений, что может значить список?

Вами ответил не сразу:

— Мне известно одно — откуда взялось название. «Аюамарка» — это из языка инков.

Я вспомнил, что И Цзе и Кардинал тоже говорили о корнях города, уходящих к инкам. Ноги затекли, я поерзал, меняя позу.

— Так у инков назывался месяц ноябрь, — объяснил Вами. — В буквальном переводе означает «марш мертвецов». Наши имена, разумеется, тоже от инков. Ты — декабрь, «великий праздник». А я — март, «цветочный покров», если верить книгам по истории.

— И что, все… — начал я.

— …имена в списке из календаря инков? — закончил за меня Вами и отрицательно помотал головой. — Нет. Есть еще несколько: Инти Майми, Атун Покой… да и все, пожалуй.

Я принялся сверлить взглядом список, будто пытаясь пристальным вниманием заставить его раскрыть свои секреты. «Марш мертвецов». Хорошего мало, на каком языке ни назови.

— А Кардинала вы про список не спрашивали?

— Нет, — ответил Вами. — Ему такие вопросы не по нраву.

Я склонил голову набок. Я действительно уловил едва заметный отзвук страха — или показалось?

— Но без Кардинала тут не обошлось, так? — Я продолжал гнуть свою линию.

— Глобальную зачистку досье в дворцовых архивах никому другому устроить не под силу, разве что Форду Тассо, но это не его стиль.

— А как же наши воспоминания? Их кто подчистил?

— У тебя тоже провалы в памяти?

— Вроде того. Людей — Адриана, например, — я как раз помню, но зато напрочь забыл всю свою жизнь до приезда в город. Я думал, это просто амнезия, но теперь…

— Догадываешься, что дело куда серьезнее, — кивнул Вами. — Я пришел к тем же выводам. Сперва подозреваешь отклонения у себя самого, но потом, когда начинаешь замечать то же у других… Есть вещи, которые неподвластны пониманию. Поэтому я и проникся интересом к этой папке. Меня всегда завораживало неподвластное.

Неподвластное…

— Вы знаете что-нибудь про слепцов в хламидах?

— Которые молчат как рыбы?

— Что?

— Они ни с кем не разговаривают. — Вами кивнул с видом знатока. — Так чтоб по-английски. Даже под пытками…

Со мной разговаривали, но я решил придержать язык за зубами. Незачем давать повод для ревности.