И вот эту прореху я надеялся собственноручно залатать. На многое не претендовал – решил, пусть это будут просто путевые заметки. Плюс основные сведения о хохенгроне, по которому я, как ни крути, единственный более-менее компетентный специалист в Соединенном Королевстве, пора бы уже самому это признать. Плюс хотя бы поверхностный анализ особенностей тубурской кухни, до сих пор вообще никем не исследованной, а этот фактор оказывает на человеческую жизнь огромное влияние. И, конечно, все, что я смогу разузнать о сновидцах и сновидениях – чем больше, тем лучше. Ничего страшного не случится, если я стану задавать окружающим чуть больше вопросов, чем это необходимо для поисков Кегги Клегги. А потом конспектировать полученные ответы – никакого ущерба для основной задачи, четверть часа перед сном, трубку и то дольше курят, не о чем тут говорить.

Даже смешно теперь вспоминать, как я убеждал себя, что имею полное право вести путевые заметки, какие нелепые оправдания придумывал. Хотя вроде бы и так ясно, что делу от записок никакого ущерба, скорее уж дополнительная польза.

Однако штука не в том, что я такой уж дурак – хотя и это тоже. Просто я с самого начала, еще до отъезда, предчувствовал, что мое путешествие в Тубур будет очень удачным. И в глубине души суеверно опасался, что, если поставлю себе сразу две цели, вся удача может израсходоваться на одну из них. Например, книжка у меня получится отличная, а вот леди Кегги Клегги я так и не найду. Что было бы очень нечестно по отношению к ней. И к встревоженному ее исчезновением королю. И к сэру Джуффину, который на меня положился. Никуда не годится!

Но это я сейчас, задним числом, понимаю и даже могу сформулировать. А тогда просто маялся. И, запечатлев на самопишущей табличке все подробности встречи с Сонными Наездниками, испытал не только законную гордость хорошо проделанной работой, но и смутное раскаяние.

Впрочем, добрая порция горячего вина помогла мне справиться с этой напастью. Расплатившись с хозяйкой за ужин и заодно выспросив у нее рецепт творожных блинов, скрасивших мое утро, я отправился спать, заранее предвкушая предстоящее удовольствие. После беседы с Сонными Наездниками мне казалось, что с этого дня мои сновидения переполнятся такими чудесами, что даже мечтать о них заранее бессмысленно – воображения не хватит.

Ну, в некотором смысле так и вышло.

Мне приснился сэр Джуффин Халли, Почтеннейший Начальник Тайного Сыска и, стало быть, лично мой. Само по себе это неудивительно – всем время от времени снятся обстоятельства их жизни и люди, с которыми приходится иметь дело наяву. В том числе начальство, чем оно хуже прочих.

Но облик и манеры шефа оказались для меня, скажем так, некоторой неожиданностью.

Вообразите себе, что человеческое тело стало прозрачным сосудом, внутри которого пылает белый огонь и одновременно льется вода, темная до черноты, как на большой глубине. Это все равно не очень-то похоже на представшее мне зрелище, но лучше я не объясню – слов не хватает, хоть на хохенгрон переходи.

При этом лицо сэра Джуффина сохраняло вполне человеческие черты. По крайней мере, я сразу его узнал. К сожалению.

Сказать, что шеф был ужасен, – меньше, чем просто промолчать. «Ужас» – это все-таки вполне человеческое чувство. Его можно испытать, а потом как-то прийти в себя и жить дальше. Возможно, даже очень неплохо жить. Долго и счастливо, лишь изредка содрогаясь от неприятных воспоминаний. А облик сэра Джуффина, похоже, был создан специально для того, чтобы пугать каких-нибудь демонов из иных Миров, у которых свои представления об ужасном и свои способы приходить в чувство после встречи с ним. Человеку же вроде меня, по идее, полагалось не испугаться, а просто упасть замертво. Или, скажем, превратиться в стоглавое чудище, или рассыпаться на миллион паникующих песчинок, или стать криком, длящимся вечно, – это уж как повезет. Потому что есть вещи, которые людям созерцать не положено, они попросту не способны уместиться в человеческое сознание, будь ты хоть сто раз какой-нибудь Великий Магистр. И открывшийся мне облик сэра Джуффина явно из их числа.

Однако я смотрел на шефа и каким-то образом оставался в живых. Даже не превращался ни во что. Думаю, потому, что это все-таки был сон, а во сне мы все немножко больше чем люди. Или не больше, а просто – другие. Наверное, так.

И, кстати, с точки зрения существа, которым я становлюсь во сне, видение мое было не только ужасно, но и ослепительно красиво. Все теоретики искусства, чьи труды я успел прочитать однажды зимней ночью, спешно готовясь к очередному экзамену, в один голос утверждают, будто ужасное не может быть красивым и наоборот. Всегда подозревал, что они ошибаются, а теперь знаю точно.

Но долго любоваться кошмаром мне не пришлось. Мой начальник открыл сияющий рот, оттуда вырвалось несколько языков пламени, явно символизирующих гнев, который он ленился испытывать, но считал своим долгом демонстрировать, и объявил:

– Сэр Нумминорих, ты болван!

Строго говоря, ничего нового о себе я в тот момент не узнал. Но все равно очень удивился. Слишком уж неуместно выглядело простое и понятное человеческое слово «болван» в этих немыслимых огненных устах. Одно из двух – или вы сияете убийственным великолепием, или ругаетесь безобидными словами. И выбор лучше сделать заранее. В противном случае ваша жертва может прийти в состояние, которое безымянные авторы «Маятника Вечности» называют смешным словосочетанием «когнитивный диссонанс», а присутствующий здесь сэр Макс красивым словом «охренеть». И, чего доброго, перестанет вас бояться – просто от растерянности.

Именно это со мной и случилось. Теоретически я понимал, что от ужаса должен пребывать на пороге смерти, а на практике с трудом сдерживал смех – явно не тот эффект, ради которого все затевалось.

– Ты прав, – будничным тоном сказал сэр Джуффин. – Вид у меня совершенно неуместный. Явный перебор. И совсем не то, что требуется в данных обстоятельствах. Надо было скорчить умильную рожу доброго дядюшки и ласково проворковать, что таким болванам, как ты, не место в Тайном Сыске. Вот тогда бы тебя проняло.

Еще бы. Мне, собственно, одной этой фразы с лихвой хватило, чтобы захлебнуться отчаянием, как холодной речной водой, камнем пойти ко дну и выплыть, только вспомнив, что это – просто сон. Наяву меня вроде бы пока никто со службы не гонит, а значит, погибать не обязательно.

– Если ты до сих пор не понял, что твои здешние сновидения – много больше, чем просто пустые сны, ты еще худший болван, чем я думал, – устало сказал сэр Джуффин.

Выглядел он теперь вполне обычно, только алое пламя все еще плясало на лице, старательно символизируя начальственный гнев, который шеф по-прежнему не трудился испытывать. Вместо гнева его переполняло гораздо более неприятное для меня чувство – разочарование. Оно было похоже на копоть, скопившуюся в районе прозрачного лба.

Я открыл было рот, чтобы сказать: я же здесь всего сутки, погодите, дайте время разобраться, – но не успел.

– Все ты прекрасно знаешь, – рявкнул Джуффин. – И о Тубурских горах, и о своих снах. Но почему-то продолжаешь притворяться болваном. Ладно бы передо мной – перед собой. Впрочем, догадываюсь почему. Ты вбил себе в голову, будто болванам легче живется. В каком-то смысле так оно и есть. Быть щепкой, скачущей по волнам, определенно проще, чем морем, которое ее несет. Но при этом море – всемогущая стихия, а щепка совершенно беспомощна. Ты бы уж определился, чего на самом деле хочешь. Щепка ты или море, сэр Нумминорих? Вот в чем вопрос. Как скажешь, так и будет.