Морелль ненадолго задумался.

— Убийство могли совершить спонтанно. Я имею в виду, кто-то мог воспользоваться случаем, когда посреди возникшего после аварии хаоса ему вдруг представилась такая возможность. Убийца спрятал тело и вывез его позже, пока мы прочесывали окрестности.

— Тогда мы имеем дело с очень хладнокровным человеком.

— Есть одна деталь. Харриет приходила к Хенрику в кабинет и хотела с ним поговорить. Уже задним числом ее поведение показалось мне странным — она прекрасно знала, что у Хенрика полно родственников, которые слоняются по дому. Я думаю, что Харриет представляла для кого-то угрозу — ведь она хотела Хенрику что-то рассказать, и убийца понял, что она… ну, насплетничает.

— Хенрик был занят с другими членами семьи…

— Помимо Хенрика в комнате находились четыре человека. Его брат Грегер, сын двоюродной сестры Магнус Шёгрен и двое детей Харальда Вангера — Биргер и Сесилия. Но это ничего не значит. Допустим, Харриет обнаружила, что кто-то похитил деньги компании — чисто гипотетически. Она знает об этом уже несколько месяцев и даже неоднократно обсуждает дело с виновником. Пытается, например, его шантажировать или жалеет его и сомневается, надо ли его выдавать. Внезапно она решается и сообщает об этом виновному, и тот в отчаянии ее убивает.

— Вы употребляете слово «его».

— По статистике, большинство убийц — мужчины. Правда, в клане Вангеров имеется несколько сущих ведьм.

— Я уже встречался с Изабеллой.

— Она одна из них. Но есть и еще. Сесилия Вангер может быть очень резкой. А Сару Шёгрен вы видели?

Микаэль помотал головой.

— Она дочь Софии Вангер, двоюродной сестры Хенрика. Вот уж действительно неприятная и безжалостная женщина. Но она жила в Мальме и, насколько я смог выяснить, не имела мотива убивать Харриет.

— Ну и что же?

— Проблема заключается в том, что с какой стороны мы на все это ни смотрим, нам никак не удается уловить мотив. А это самое главное. Если станет ясен мотив, мы будем знать, что произошло и кто за это в ответе.

— Вы очень тщательно поработали с этим случаем. Осталось ли что-нибудь недоведенным до конца?

Густав Морелль усмехнулся:

— Нет, Микаэль. Я посвятил этому делу бесконечное количество времени и не могу припомнить, чтобы не довел чего-нибудь до конца, насколько это было возможно. Даже после того, как меня повысили и я смог уехать из Хедестада.

— Смогли уехать?

— Да, я родом не из Хедестада. Я находился там на службе с шестьдесят третьего по шестьдесят восьмой год. Потом меня сделали комиссаром, я перебрался в Евле, где и прослужил в местной полиции до завершения карьеры. Но даже там я продолжал думать над исчезновением Харриет.

— Вероятно, вам не давал покоя Хенрик Вангер.

— Разумеется. Но не только поэтому. Загадка Харриет не отпускает меня и по сей день. Я хочу сказать… Знаете ли, у каждого полицейского имеется своя неразгаданная тайна. Когда я служил в Хедестаде, старшие коллеги рассказывали за кофе о случае с Ребеккой. Особенно один полицейский, которого звали Торстенссон — он уже много лет как умер, — год за годом возвращался к этому делу, посвящал ему свободное время и все отпуска. Когда у местных хулиганов наступал период затишья, он обычно вынимал те папки и думал.

— Еще одна исчезнувшая девушка?

Комиссар Морелль не сразу понял, а потом улыбнулся, сообразив, что Микаэль ищет какую-то взаимосвязь.

— Нет, я привел этот пример по другой причине. Я говорю о душе полицейского. Дело Ребекки возникло еще до рождения Харриет и много лет как закрыто за давностью. Где-то в сороковых годах в Хедестаде напали на женщину, изнасиловали и убили. В этом нет ничего необычного. Каждому полицейскому за его карьеру рано или поздно приходится расследовать такие дела, но я хочу сказать, что некоторые из них врезаются в память, проникают в душу следователей. Ту девушку убили самым зверским образом. Убийца связал ее и сунул головой в догорающие угли костра. Трудно представить себе, сколько времени бедняжка умирала и какие мучения ей пришлось испытать.

— Вот дьявол!

— Именно. Дикая жестокость. Бедняга Торстенссон первым оказался на месте преступления, когда ее обнаружили, и убийство осталось нераскрытым, хотя привлекались и эксперты из Стокгольма. Он так и не смог расстаться с этим делом.

— Понимаю.

— Моим «делом Ребекки» является дело Харриет. В ее случае мы не знаем даже, как она умерла. Технически мы, собственно, даже не можем доказать, что было совершено убийство. Но меня это дело не отпускает.

Он немного помолчал.

— Расследование убийств, возможно, самое одинокое занятие на свете. Друзья жертвы приходят в волнение и отчаяние, но рано или поздно — через несколько недель или месяцев — их жизнь возвращается в нормальное русло. Ближайшим родственникам требуется больше времени, но даже они преодолевают горе и тоску. Их жизнь продолжается. Но нераскрытые убийства гложут, и под конец только один человек думает о жертве и пытается восстановить справедливость — полицейский, остающийся один на один с расследованием.

Из семьи Вангер на острове проживали еще три человека. Сын третьего брата, Грегера, Александр Вангер, родившийся в 1946 году, жил в отремонтированном деревянном доме начала XX века. От Хенрика Микаэль узнал, что в настоящее время Александр Вангер находится в Вест-Индии, где предается своему любимому занятию — ходит на яхте и коротает время в полном безделье. Хенрик отзывался о племяннике столь резко, что Микаэль сделал вывод: Александр Вангер замешан в каких-то серьезных разногласиях. Он удовольствовался сведениями о том, что Александру было двадцать лет, когда пропала Харриет, и что он вместе с другими родственниками находился в тот день на острове.

Вместе с Александром проживала его восьмидесятилетняя мать Герда, вдова Грегера Вангера. Микаэль ее не видел; она болела и в основном лежала в постели.

Третьим членом семьи был, естественно, Харальд Вангер. За первый месяц Микаэлю не удалось даже мельком увидеть старого приверженца евгеники. Жилище Харальда, стоявшее поблизости от домика Микаэля, из-за своих плотно зашторенных окон производило мрачное и зловещее впечатление. Несколько раз Микаэль, проходя мимо, примечал, что занавески шевелятся, а однажды, очень поздно, собираясь идти спать, он заметил свет в комнате верхнего этажа — шторы были чуть-чуть раздвинуты. Микаэль минут двадцать стоял у кухонного окна как завороженный, наблюдая за светом, а потом плюнул на все и лег спать. Утром все было по-прежнему.

Харальд Вангер казался каким-то местным духом и своим невидимым присутствием накладывал определенный отпечаток на жизнь селения. В воображении Микаэля Харальд все больше походил на злобного Голлума, который шпионит за окружающими из-за занавесок и занимается в своем заколоченном логове каким-то черным колдовством.