его поиски. В прихожей его нахожу уже тогда, как только он перестает трезвонить. Но не успеваю я перевести дух, как экран мобильного снова оживает и показывается имя звонящего.

— Да, мам? — отвечаю с волнением, мысленно ругая себя за секундный страх.

— Все нормально, — слышу усталый голос родительницы. — Как ты, как малыши?

— Все хорошо, спят. Няню жду, — поглядываю на часы. — Через час придет и я к папе в больницу.

— Хорошо. Ему нужно нас услышать. И он обязательно к нам вернется.

— Мам, я боюсь, — замираю, пытаясь понять свои ощущения.

— И я, кнопка, очень боюсь за него, — слышу, как она нервно выдыхает и сдерживает всхлип.

Ей тяжело, возможно даже тяжелее чем нам всем вместе взятым.

Отключаюсь, убираю телефон снова на тумбу и плетусь в ванную. Умываюсь и смотрю на себя в зеркало.

Только сейчас понимаю, что я видела в прошлый раз в своем отражении. Беспокойство. Предчувствие. Я чувствовала, что что-то произойдет. Что-то плохое и оно случилось. И это чувство не отступает. И от этого еще страшнее.

Потом наливаю чай и просто наслаждаюсь тишиной, каких-то пятнадцать минут. Потом приходит Людмила Борисовна, и я снова тороплюсь. На стоянку. Заезжаю на работу и мчу в больницу, где сменяю уставшую маму. Марк тоже тут, с ночи дежурит, но мама не захотела оставлять отца. Сейчас же ее проводили в комнату для персонала, и вколов успокоительного уложили спать. Ей нужен отдых. Хотя бы на каких то пару часов.

— Принести кофе? Тут в автомате вполне сносный напиток, — раздается голос Марка рядом, когда я присела напротив папиной постели в кресло.

— Да, наверное, не помешало бы, — и слышу, как за Марком закрылась дверь.

Отец подключен к аппаратам искусственной вентиляции легких, обмотан всевозможными проводами и трубочками. Он бледен и слаб. И мне не привычно видеть его вот таким. На грани жизни и смерти.

А ведь он был полон энергии. Он фонтанировал идеями. Этот человек обладает сумасшедшей энергетикой.

Улыбаюсь, вспоминая, как мама не могла его успокоить, когда мы заигрались и не хотели идти ужинать и спать. Они тогда здорово повздорили, хотя это случалось крайне редко.

Он фантастический отец. Удивительный мужчина, муж и самый лучший дедушка в мире.

Слезы незаметно скатываются по щекам, а я ничего не могу с ними поделать.

— Вот, — протягивает мне стаканчик брат, которого я не услышала как вошел, задумавшись.

— Что говорят врачи? — делаю пару обжигающих глотков, дабы боль физическая приглушила душевную.

— Ничего. Дали пару суток. Шансы минимальны и с каждым часом они на исходе. И мы ничего не можем сделать. Только ждать и молиться, чтобы эту борьбу он выиграл, — Марк садиться рядом, и мы оба замолкаем, каждый думая о своем.

Вскоре Марк задремал в кресле. А я пересела на стул рядом с постелью папы.

Мерно работает аппарат, который гоняет воздух. В комнате только слышна работа приборов. И еле уловимые шаги за дверью палаты. Больница живет своей жизнью.

Беру в свои руки шершавую ладонь отца. Целую и прислоняюсь к ней щекой, замираю.

— Папочка. Любимый наш. Не уходи. Только не уходи, — шепчу себе под нос, шмыгая от слез. — Ты не можешь нас оставить. Тебя Марта с Левушкой ждут. Они скучают. Да и нам не хватает твоего крепкого словца. Па-а-а-п, — закрываю глаза и будто отключаюсь на пару мгновений в таком положении, потому что исчезают все звуки. Я словно проваливаюсь в тягучий туман, пытаясь совадать с захлестнувшими меня эмоциями.

Но сквозь сон чувствую, как мои пальцы сжимают. Слабо. Совсем. Я тут же поднимаю голову и встречаюсь с взглядом отца. Ясным, ничем не затуманенным. Словно он давно проснулся. И вот-вот что-то скажет.

Краем сознания слышу, как заголосили датчики и рядом зашевелился Марк.

— Пап, — тут же он приседает рядом у постели.

А отец не разжимает своих пальцев на моей руке в слабом захвате.

— Папочка, милый, — второй ладонью накрываю его руку.

— Ну, ты нас напугал, — хрипло и совсем не бодро произносит брат.

И мне кажется, что мы оба понимаем, что происходит. И от этого не уйти. Странная воронка смешанных чувств закручивается в водовороте страха. Я боюсь. Боюсь того, что сейчас происходит. И это никто не в силах остановить.

— Маму сейчас позову. Слышишь? Маму дождись, пап, — Марк подскакивает как ужаленный и выбегает, через полминуты вернувшись с перепуганной мамой.

— Давид, — шепчет, склоняясь над ним, а я чуть отступаю, уступив место для нее.

Врач маячит, где то сзади и не влезает.

Я замечаю пару слезинок, что скатываются по щекам отца. Он все чувствует, понимает. Но сказать не может. Только взгляд, говорящий обо всем на свете. О его любви к нам, к маме. В его взгляде вся жизнь которая затихает.

Мама что-то шепчет ему, Марк сидит рядом, склонив голову. Я все это вижу словно со стороны. Словно случайный наблюдатель. Больно. Страшно.

Я замечаю, как папа словно устав, закрывает глаза и раздается ровный писк аппарата. Говорящего, что все кончено. Он ушел от нас, успев попрощаться. Словно понимал, что это конец. Неизбежный конец.

Я, прислонившись к стене сползаю по ней, не в силах устоять. Нет, в это не хочется верить. Не возможно.

Глава 51. Роман

— Сегодня стало известно о смерти бывшего главы корпорации “Вилевскоф энд Ко” Вилевского Давида. Он ушел на семьдесят пятом году жизни….

Дальше я просто осел на стул с чашкой кофе и завис.

Отец Веры и Марка умер.

— Боже, — только и смог выдавить из себя.

А диктор по новостям продолжал что-то еще говорить, а я лишь смотрел на кадры, что показывали из архива корпорации. Отца Марка вложившего всю свою жизнь и развившего такое огромное предприятие до мирового масштаба.

Спохватываюсь и ищу телефон. Который как всегда, когда нужен, не найдешь.

— Марк, мои соболезнования, — найдя аппарат, тут же набираю другу. — Как вы? Мама, Вера?

— Держимся, Ром. Это было предсказуемо, но как это бывает — неожиданно. Приезжай, если можешь. Мы еще в больнице. Не могу Веру увезти домой. Маму уложили в палату под наблюдением, сердце. В общем, погано как-то на душе.

— Я приеду. Чем еще можно помочь?

— Ничем, Ром. Ничем, — вздыхает он и отключает связь.

Насыпав корма Марсу и отзвонившись к себе в офис, предупредив о своем отсутствии, рванул в больницу.

На этаже все той же реанимации я замечаю Веру, что сидит, прикрыв ладонями лицо. Ее плечи медленно подрагивают. Плачет.

Я не раздумывая ни минуты, сажусь рядом и приобнимаю