Спустившись по ступенькам, Маттиас бросил короткий взгляд на грума:

— На ферму Кабо, Шорболт.

— Слушаюсь, ваше сиятельство. — Закутанный по случаю холодной погоды в темный плащ и в надвинутой на глаза шляпе Шорболт сказал молодому груму, который держал поводья:

— Поехали, парень. Его сиятельство спешит.

— Хорошо. — Паренек, чье лицо было скрыто грубым шарфом и шляпой с опущенными полями, вскарабкался на козлы и занял место рядом с Шорболтом,

Маттиас сел в карету и откинулся на спинку сиденья. Шорболт натянул вожжи, и экипаж двинулся в туман. Улицы Лондона никогда не бывают совершенно пустынны, даже на рассвете. Мимо кареты Маттиаса проезжали элегантные экипажи с веселыми джентльменами, возвращающимися из публичных и игорных домов. Встретилась первая деревенская повозка, которая держала путь на городской рынок. Ассенизаторы увозили свои фургоны за пределы города, оставляя позади себя шлейфы характерного запаха.

Но вот наконец они доехали до окраины города, где открылся вид на поле и луг. Ферма Кабо находилась поблизости от города. С годами она снискала зловещую славу места, где на рассвете происходят дуэли.

Выглянув из окна, Маттиас увидел, что Шорболт остановил лошадей у края луга. Клочья тумана плавали над землей, словно бесплотные привидения. Чуть поодаль можно было различить экипаж, запряженный двумя серыми лошадьми.

Стало быть, Ваннек был на месте. В груди Маттиаса похолодело от недоброго предчувствия.

Молодой грум спрыгнул с козел. Какой-то предмет глухо ударился о землю.

— Ну что за неуклюжий парень, — проворчал Шорболт. — Ты уронил в грязь мою сумку с инструментами.

— Простите, — низким голосом проговорил парнишка.

— Ты вообще вполне можешь остаться на козлах, — смягчился Шорболт. — Ведь не тебе же смотреть в дуло пистолета сегодня.

— Да, сэр, я знаю. — Голос парнишки был едва слышен.

— Его светлость сам управится… Подай мне сумку, а потом придержи лошадей, как положено. Бедняжки не очень любят звуки выстрелов.

— Не ругайте их, — проговорил паренек. Прислушиваясь вполуха к разговору Шорболта и молодого грума, Маттиас открыл дверь кареты и вышел. Из двухколесного экипажа никто не появился. Верх его ввиду холодной погоды был поднят, и Маттиас не видел, кто находится внутри. Секундантов Ваннека поблизости не было. Лошади мирно пощипывали траву, и создавалось впечатление, что они здесь уже давно.

Маттиас полез за часами и в это время услыхал шум приближающейся кареты. Вскоре она вынырнула из тумана и остановилась неподалеку от Маттиаса. Дверца экипажа открылась, и на траву ступила знакомая фигура.

— Колчестер! — Фэрфакс, высокий и поджарый, одетый па последней моде, сияя улыбкой, направился к Маттиасу. — Ты рановато приехал, старина. Спешишь пораньше вернуться к своей жене?

— Очень спешу. — Маттиас посмотрел на резной деревянный футляр в руках Фэрфакса. — Надеюсь, ты удостоверился в том, что порох не отсырел?

— Не беспокойся об этом. Наилучшим образом позаботился о твоих пистолетах. — Фэрфакс кивнул в сторону кареты. — Мы с Джереми привезли доктора, если вдруг понадобится.

— А Джереми где?

— Здесь собственной персоной. — Джереми Гарифилд, коротышка с живыми веселыми глазами и копной густых белокурых волос, неторопливо выходил из кареты. — Доброе утро, Колчестер! Надеюсь, ты быстренько все закончишь и я еще успею дома выспаться… Я на ногах всю ночь. И почему это дуэли всегда устраивают ни свет ни заря?

— Потому что это не богоугодное дело, — бодро предположил Фэрфакс. — Хорошо хоть туман немного рассеялся, чтобы Колчестер мог хорошо прицелиться в Ваннека… Если, конечно, появится…

Маттиас кивком головы показал в сторону виднеющегося вдали экипажа:

— Похоже, Ваннеку больше моего хочется завершить дело.

Джереми недоверчиво посмотрел на экипаж:

— Так он все-таки приехал? Просто чудо! А где его секунданты?

Фэрфакс некоторое время молча смотрел на экипаж.

— Его секунданты дали мне понять, что Ваннек скорее покинет город, нежели предстанет перед тобой.

Маттиас двинулся в направлении экипажа;

— Давайте выясним, что это он не выходит из кареты.

— Боится скорее всего. — Джереми поспешил за Маттиасом. — Всему свету известно, что в храбрости его не заподозришь. Трус первостатейный… Небось всю ночь взбадривал себя бутылкой.

Маттиас ничего не сказал. Проходя мимо своей кареты, он рассеянно взглянул на молодого грума. Паренек изучающим взглядом смотрел на него из-под полей потрепанной шляпы. Шарф почти полностью укутывал его лицо.

У Маттиаса возникло смутное подозрение, а затем и уверенность в том, что он никогда не видел этого паренька в конюшне. И в то же время что-то в нем было волнующе знакомым — ив осанке, и в том, как он держал голову.

— Очень странно, — проговорил Фэрфакс.

Маттиас на время отвлекся от размышлений о загадочном пареньке:

— Что странно?

— Да вся эта история. — Фэрфакс огляделся вокруг. — Джереми и я встречались с секундантами Ваннека вчера вечером. Они оба заявили, что если Ваннек не уедет из города, они приедут сюда, чтобы осмотреть пистолеты.

Маттиас услышал сзади себя легкие, неуверенные шаги. Он посмотрел через плечо и увидел, что молодой грум оставил лошадей и следует за ними.

— Ты куда это собрался? — крикнул Шорболт. — Вернись назад! Это не твое дело.

Парнишка остановился и неуверенно взглянул на Шорболта. Маттиас отказывался верить своим глазам. А затем им овладел гнев.

— Черт побери! — шепотом выругался он.

Фэрфакс с тревогой посмотрел на него:

— Что-то случилось, Колчестер?

Маттиас сделал глубокий вдох:

— Нет, ничего.

Он бросил на Имоджин свирепый взгляд, давая ей понять, что пребывает в страшном гневе. Она широко раскрыла глаза, поняв, что Маттиас узнал ее.

— Ты и Джереми идите к Ваннеку, — тихо сказал он своему другу. — Выясните, что он выжидает. А я хочу кое-что выяснить в отношении лошадей.

— Мы быстренько, — заверил Фэрфакс. — Пошли, Джереми. Посмотрим, не испарилась ли к этому моменту храбрость Ваннека.

Фэрфакс и Джереми пошли дальше, а Маттиас дождался, пока они не отойдут достаточно далеко, и затем резко повернулся к Имоджин, стоявшей неподалеку. Он нарочито медленно направлялся к ней, напоминая себе, что должен сохранить ее инкогнито для Ваннека и всех остальных.

Его гнев объяснялся не тем, что Имоджин снова подвергла риску свою репутацию. Он не хотел, чтобы Имоджин узнала правду о нем, увидев, как он всадит пулю в Ваннека. Ее иллюзии о тонкости и деликатности его натуры и слабости нервов сразу же рассеются.