Польская кампания завершилась. Перейдя Неман у Гродно, шведская армия вступила на литовскую землю – политически аморфную территорию Великого княжества Литовского, раскинувшегося между Польшей, Россией и балтийским побережьем. Шведам удалось пройти всю Польшу и пересечь три считавшиеся непреодолимыми речных рубежа без единого серьезного сражения, не считая стычки на гродненском мосту. За военными успехами последовали и дипломатические. Прежде правительство королевы Анны не было расположено считать Станислава польским королем, но стоило известиям о триумфальном походе Карла через Польшу достигнуть Лондона, как шведский ставленник был признан законным преемником Августа. Многие влиятельные польские магнаты, ранее не спешившие поддержать Станислава, также пересмотрели свою позицию. При европейских дворах уже никто не верил, что у Петра есть шансы на победу. А сами шведы преисполнились еще большей уверенностью в себе и презрением к неприятелю. И впрямь – что можно сказать об армии, которая с самим царем во главе пустилась наутек, бросив укрепленный водный рубеж и крепость, едва к ней приблизилось всего шесть сотен шведских всадников?

Пребывание на зимних квартирах оказалось для шведской армии тяжелее зимней кампании. Скученность в тесных нетопленных помещениях и скудность питания повлекли за собой дизентерию, от которой в первую очередь страдали прибывшие из Швеции новобранцы, люди стали умирать. Несколько недель промаялся и сам Карл. А за наблюдательными постами лагеря не было ничего, кроме завывающего ветра, снегов, пронизывающего холода, выжженных дотла селений да вмерзших в речной лед обгорелых бревен от разрушенных мостов. Каждый день шведские фуражные отряды рыскали по опустошенным окрестностям в поисках провианта. Они вызнали обыкновение литовских крестьян прятать припасы в земляных ямах и научились обнаруживать эти укрытия по пятнам подтаявшего снега. Частенько фуражиры сталкивались с разъездами русской конницы, и стычки следовали одна за одной. Бывало, десяток-другой шведских кавалеристов только направятся к крестьянской хибаре, как вдруг, откуда ни возьмись, налетят казаки или калмыки. Морозный воздух оглашается криками, мчатся пришпоренные кони, гремят выстрелы, сверкают клинки – и вот уж кто-то удирает восвояси. Это была война без пощады: и шведы, и русские из нерегулярных войск ненавидели друг друга. И те и другие, захватив пленных, запирали их в избе и сжигали живьем.

В служившей шведским штабом избе Карл и его генералы корпели над картами. Однажды король подошел к склонившемуся над картой генерал-квартирмейстеру Гилленкроку и, взглянув на его работу, среди прочих рассуждений заметил: «Теперь перед нами открылся великий путь на Москву». Гилленкрок возразил, что пока до Москвы еще далеко. «Не тревожьтесь, стоит нам выступить вновь, и мы непременно дойдем до цели». Гилленкрок молча вернулся к свое работе – прокладывать по карте маршрут до Могилева на Днепре, имея в виду общее направление на Смоленск и Москву. Карл вызвал в Радошковичи командующего шведскими войсками в Риге графа Адама Левенгаупта и приказал ему разорить хоть всю Ливонию, но собрать как можно больше провизии, пороха и боеприпасов, вместе с лошадьми и подводами для их доставки. Левенгаупту надлежало сформировать огромный обоз и со всем своим отрядом эскортировать его к назначенному пункту для соединения с королевской армией. Встреча намечалась на середину лета.

С начала мая шведский лагерь заметно оживился. Вновь налегли на муштру, армия приводилась в боевую готовность. Собранной провизии должно было хватить на шесть недель пути. Повеял теплый ветерок, прояснилось небо, и армия ощутила прилив бодрости. О неприятеле думали с пренебрежением. Генерал-майор Лагеркрона заявил: «Противник не осмелится преградить его величеству путь на Москву».

* * *

После стычки под Гродно Петр в походной кибитке помчался на север, к Вильно. Беспрепятственное продвижение могучего противника по польским равнинам едва не повергло его в отчаяние, но неожиданно и необъяснимо шведская колесница прекратила свой бег и замерла почти на три месяца. В Вильно Петр и его генералы терялись в догадках, куда направится Карл. Из Гродно шведы могли двинуться разными путями. Если они последуют за Петром на север, к Вильно, станет ясно, что они вознамерились освободить балтийские провинции и нанести удар по Петербургу. Если неприятель повернет на восток, к Минску, – значит, нацелился на Москву. Карл мог и дальше тянуть с решением, а то и совместить обе задачи – пойти на северо-восток мимо Чудского озера на Псков и Новгород. Откуда он мог бы угрожать в равной мере и Петербургу, и Москве.

Петр не мог упускать из виду ни одну из этих возможностей. Он отвел свои основные силы за Днепр, оставив фельдмаршала Гольца с восьмитысячным отрядом драгун у Борисова на Березине, чтобы помешать противнику переправиться через реку. Меншикову было велено рубить деревья и преградить засеками все дороги, ведущие от Гродно. Спустя несколько недель Петр принял еще более жесткие меры. На военном совете он распорядился создать зону полного опустошения и лишить шведов пропитания, в какую бы сторону они ни двинулись. Эта зона глубиной в 120 миль должна была простираться от Пскова до Смоленска, перекрывая все дороги из шведского лагеря на север, восток и юг. Как только Карл выступит в поход, все – от строений до последнего зернышка – надлежало сжечь. Под угрозой смерти крестьянам было приказано либо спалить все хранившиеся в амбарах припасы, либо запрятать их в лесной глуши. Там же, в глухомани, им было велено приготовить убежища для себя и скотины. Врагу предстояло идти по безлюдной пустыне.

Хуже всего пришлось Дерпту, который Петр захватил еще в 1704 году. Если бы Карл вздумал пойти на Балтику, он не миновал бы этот город, и поэтому Петр приказал выгнать оттуда всех жителей и разрушить город до основания. По иронии судьбы эта жестокая мера оказалась совершенно напрасной – на север Карл не пошел.

Когда Карл встал на зимние квартиры у Радошковичей, Петр решил воспользоваться временным затишьем и на Пасху вернулся в Петербург. Перед самым отъездом он опять подхватил лихорадку, но поехал, несмотря ни на что. В конце марта Петр прибыл в Петербург, но болезнь одолевала его, и 6 апреля он писал Головину: «Хотя я всегда здесь, яко в райском месте здоров был, но ныне не знаю, как с собою привез лихорадку из Польши, хотя и гораздо осматривал у себя [следил за собой] и в санях, и в платье, ибо всю страстную седмицу мучим от нее был, и самой праздник, кроме начала заутрени и Евангелия по болезни не слыхал, ныне, слава Богу, прихожу в здоровье, и еще никуда из избы. Сия лихорадка купно с гортанною и грудною болезнью, кашлем сама кончилась, а не удержана, и материи зело много худой вышло».

Два дня спустя Петр написал снова: «Прошу, какие дела возможно без меня делать, чтобы делали; как я был здоров, ничего не пропускал, а ныне Бог видит, каков после сия болезни, которая и здешнее место Польшею сочинила, и ежели в сих неделях не будет к лечению и отдохновению времени, Бог знает, что будет».

Когда Меншиков прислал известие, что шведы наводят мосты на реках и явно собираются выступить, Петр встревожился и отвечал ему 14 апреля, что понимает всю тяжесть положения, но нуждается в отдыхе и уходе, а потому просит не звать его к войскам, пока в этом не будет крайней нужды. И в заключение добавил: «А сам, ваша милость, ведаешь, что николи я так не писывал, но Бог видит, когда мочи нет, ибо без здоровья и силы служить невозможно, но ежели б недель пять или шесть с того времени здесь побыть и лекарства употреблять, то б надеялся, с помощью Божию, здоров к вам быть».