Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видя в нем еще крупицы сомнения, она добавила.
— Вдобавок как ты можешь себе представить, чтобы я в одиночку смогла дотащить тебя до этой комнаты и уложить на кровать? Никак. Ты слишком здоровый. Теперь убедился? Это просто плохой сон.
— Да. Пожалуй, ты права. Ой!
— Вот выпей, — она протянула ему чашу с травами, — это облегчит боль, а как только погода станет немного лучше и сюда подтянутся работники и местные, мы отправим кого-нибудь в город за доктором.
Джон взял чашку, залпом ее выпил, затем поморщился, закашлялся и сплюнул один из цветков.
Энни со смешком забрала его чашку. И в неловком молчании, изучая узор из лекарственных листьев, она задала вопрос, который давно ее мучил.
— Иногда я не понимаю почему ты все еще здесь. Ради матери? У тебя много талантов и в городе ты с легкостью нашел бы себе другую работу. Тебе ведь всегда нравилось море.
На это Джон лишь со слабой улыбкой покачал головой.
— Я обещал твоей маме, леди Алатеи. Приглядывать за тобой и Лили. — Пауза. — Я и сам этого хочу.
— Но ведь… Почему? Ох, только не говори, что ты все еще…
На это он мягко ей усмехнулся. Веки тяжелели. Разум ускользал.
— Нет, я все понимаю… У меня никогда не было и шанса… Дочь Хозяйки… Сын кухарки. — Он тихо посмеялся, кажется, над собой, а затем лакского ей улыбнулся. — Но какая разница… мы… ведь… друзья.
На этих словах он погрузился в сон и негромко захрапел.
* * *
— Друзья, да?
Энни осталась одна в тишине, ее взгляд упал на недопитую чашку. В ней плескались травы. Они и правда избавят его от любой боли, а еще и усыпят на целый день, если она правильно рассчитала дозу.
«Плохая дочь.»
«Безразличная сестра.»
Кажется, ко всему прочему ей можно добавить себе еще одно звание.
«Ужасный друг.»
Она вообще считала его своим другом? Они дружили в детстве, но, когда стали старше? Дочь хозяйки знаменитого постоялого двора и не слишком сообразительный сын прислуги. Даже сейчас, до этого момента?
А что насчет других?
Был ли ей хоть кто-то кто был ей по-настоящему дорог в ее прошлом? Не считая Куколки и ее самой, разумеется. В замке было много девушек, которых она считала близкими подругами, некоторые из них все еще писали ей письма. Но прочила ли она хоть одно? Да, их не было рядом, когда ты в них нуждалась… Но была ли рядом ты, когда другие нуждались в тебе?
«Нет.»
Возможно, все, что с ней произошло было заслуженно?
«Так, просто сказать да — и утонуть в жалости к себе. Так, просто сказать нет — и обижаться на весь мир. Но правда в том, что изменить прошлое она не в силах. Никто не в силах. А значит, остается принять произошедшее, сделать выводы, поднять голову и жить дальше с оглядкой на завтрашний день, не повторяя старых ошибок…»
Из мыслей её вывел шум тихих шагов в коридоре.
Бросив свое вязание, Куколка панически спряталась в глубине корзинке с клубками и тканями. Домовые взволнованно зашуршали в стенах.
Энни коснулась груди. И ощутила странное тепло на том месте, где вчера расцвела небольшая звезда. Символ заключенной сделки.
Она сжала сверток с осколком зеркала в своем кармане.
Пути назад не было.
Энни вышла из своей каморки, плотно закрыв за собой дверь. Девон и правда была там, стояла у окна. В свете первых лучей она была особенно неземной.
Взять хотя бы то, что она не дышала.
Энни только сейчас это осознала, та дышала, только когда на нее смотрели или в порыве эмоции. А еще ее одежда была без единого шва. Энни была опытной портнихой и знала, что таким образом сшить такую одежду попросту невозможно. Лицо без единого изъяна, ибо у маски их быть и не может. И все же, заметив Энни, она обернулась и ярко ей улыбнулась.
— Доброе утро! Я как раз вас искала.
От такого искреннего отношения по щекам Энни расцвел румянец, но зная кто перед ней следовало быть настороже и исполнить задуманное.
* * *
Энни подошла к Девон и протянула ей крепко замотанный сверток, чьи углы были сцеплены булавкой.
— Пожалуйста, примите это, не знаю, зачем забрала его тогда… Он не принес мне ничего, кроме боли и сожалений, но теперь я не могу отделаться от мысли, что должна отдать его вам.
Девон не стала разворачивать сверток, лишь повертела его в руках.
— Это то, о чем я думаю? Какая знакомая вещь, обманчиво простая и очень опасная, но, к счастью, сытая… Опасный сувенир вы прихватили с собой на память из Кирина.
— Все было как в бреду…
«Человеческая сентиментальность или воля судьбы?»
— Я приму его.
Девон взяла сверток и убрала его в рукав.
— Возвращаясь к предмету нашей договоренности.
— Вы уже все сделали? Мой отчим…
— Боюсь, нет. Он все еще жив, но не здравствует. Его организм содержит большое количество яда, который он употреблял в течении длительного периода времени. Теперь яд выписывает ему счет. Цена, его жизнь. Соболезную, но ему недолго осталось.
— Что, он травил себя? Но зачем?!
— Вы не знали? Полагаю для вырабатывания иммунитета к ядам и отравам, а во вторую… — Девон постучала себя по виску, но, поняв, что Энни не понимает намека, решила не углубляться в объяснения. — Впрочем, не важно. Важно то, что он давно и почти летально ошибался с дозировкой.
Девон вручила Энни небольшой кожаный блокнот.
— Что это?
— Доказательства, которые были вам так нужны. Книга учета скажем так. Имена, даты и суммы. Еще в подкладке есть весьма любопытные письма, с которыми я настоятельно рекомендую вам, ознакомиться, если вы хотите узнать причину как и почему это место пришло в упадок. Однако боюсь, вас может разочаровать и расстроить ответ на этот вопрос.
— Почему? — Руки Энни дрогнули.
— Правда бывает очень болезненна особенно та, которая расходится с вашей картиной мира. Скажу лишь то, что проблемы начались еще до того, как отчим вошел в ваш дом. Если предпочтете спокойствие, то сожгите их. Записей в этой книги достаточно, чтобы ваш отчим предстал перед судом и ответил за все свои преступления.
— Да, но что насчет тех двоих паршивцев?
— С прискорбием сообщаю, что вы лишились обоих сводных братьев этой ночью. Примите мои искренние соболезнования.
