– Что такое?! – фальцетом заверещал он. – Это произвол!

Толстуха с развратными глазками потупилась:

– Ничего страшного, сударь. Ваш обед, сударь.

– Что? Засохшая булка со шпеком? Двухгрошовая сосиска, завернутая в увядший лист салата? Стакан воды? А это что?

– Грамота от шарлатана в подтверждение наших привилегий. И счет за пир, устроенный в вашу честь.

– Триста дублонов? Помилуйте, это же форменное вымогательство! Грабеж, одним словом.

Негодяи придвинулись, в руках их заблестели ножи. Виконт переводил с одного разбойника на другого ненавидящий взгляд.

– Таковы традиции вольных стрелков, – извиняющимся тоном пояснил Реми. – Вы ведь поддерживаете их, не так ли? Вы же не выступите против вольностей и свобод, дарованных нам шарлатаном?

– Не выступлю? Не выступлю, говорите? И еще как выступлю!

Легкий ветерок пронесся над соснами. Спесь слетела с лжестрелков. Сила преображения достигла Деревуда, забирая разбойничье благословение, унося его в доннельфамский лес. Виконт подбоченился:

– Прочь, канальи. Самозванцы! Истинный разбойник никогда не унизится до двухгрошовой сосиски. Убирайтесь!

Зазвенела шпага. Шляпа Реми Дофадо лишилась обоих полей. Разбойники разбежались, не пытаясь даже узнать, чем закончится столкновение с разъяренным виконтом. Великолепный коммерческий проект Неддама де Нега потерпел крах.

Ганхель отбросил в сторону кубок. Пригладил усы.

– Пора мне, братцы. Побегу собирать бюргеров. – И к Тальберту: – Точно к утру? Не опозориться бы.

Скульптор прижал руки к груди:

– Вне сомнений, господин стражник. Верно, как то, что меня зовут Тальберт Ойлен.

– Ну смотри. А то его светлости не объяснишь, что за пагуба эти романы.

– Романы?

– Точно. Глаза портить.

– А статуи в саду? – осторожно осведомилась Лиза. – Чьей работы?

– Пчеллини, конечно. На моей памяти Базилиск никого толком так и не окаменил.

Фуоко не стала спрашивать, что произошло с теми, кого зверь не сумел добить. Что-то подсказывало, что этого ей лучше не знать.

Пампфель налил себе еще вина, отхватил здоровенный ломоть паштета.

– Так значит, этот парень – Ланселот. И капитан вольных стрелков к тому же… Эй, Ганхель!

– Чего тебе?

– Ничего, дружище. Просто ты надел наизнанку камзол. Торопишься, верно?

Ганхель не ответил. Стащил через голову камзол, вывернул на правильную сторону. Травянисто-зеленая подкладка спряталась под алым сукном мундира.

– Так лучше?

– Точно. Зверь побери. А знаешь…

– Что?

– Ничего. Пустяки. Но камзол наизнанку тебе идет. В нем ты – вылитый разбойник.

– Я думаю, дружище. Ну я пошел.

Вольнострелковые флюиды заполняли Камению. Не один Ганхель ошибся, надевая мундир.

События в Урболке близились к развязке.

Скрип-скрип. Вжих!

– У-у… ми… ра… ю… О-о-о, сударь!

– Обжорства… ф-фу… и непотребства тому виной.

Скрип-скрип. Стук-стук.

От Розенмуллена валил пар. Герцог едва не падал с ног; на лыжне его держала лишь непомерная гордыня, взлелеянная поколениями доннельфамских властителей. Шарлатан хоть и хорохорился, но чувствовал себя немногим лучше.

Заклятие стопорилось. Вдохновение Пути никак не приходило к королям.

Его преосвященство нетерпеливо ущипнул свою бородку. Над этим всем надо работать. Пора отбросить замшелые традиции, наследие дикого прошлого. Кого бояться? Пусть порталы ведут не только из дворцов и Урболк, но и обратно. Тратить недели на обратный путь недопустимо. Да, раньше в спешке не было нужды… Но сейчас все изменилось.

В мире объявился Ланселот.

– В чем же ваш план? – поинтересовался король Лир, словно невзначай оказавшись за спиной. – Вы начали рассказывать, но его светлость вас прервал.

– План? Да, план. Я подумал, что неплохо бы проделать с мерзавцем то, что он сотворил с Бахамотом.

– Распустить слухи о смерти?

– Именно.

Предъявить простолюдинам меч и доспехи, – кивнул Лир.

– Понимаю.

– Нет, пока что не понимаете. Мертвое тело. Обезглавленное. Или даже…

Жрец и король переглянулись. За века, что они провели в Дюжине, им пришлось стать свидетелями сотен интриг. Все оригинальные мысли когда-нибудь кому-нибудь уже приходили в голову. Чтобы выдумать воистину неотразимый ход, требуется не оригинальность мышления, а хорошая память и знание истории.

– Как же, как же… Припоминаю. Валх Алый Кошелек? Варварский бунтарь лет этак семьсот назад?

– Вы уловили ход моих мыслей. Предъявим народу статую Ланселота. Пустим слух, будто ее можно расколдовать: заклинанием, живой водой.

Пальцы жреца пригладили остатки бороденки. Его преосвященство решился:

– Эй, хозяин. Лыжи мне, милейший. Да поживее!

Третья фигура ступила на лыжню. Говорят, заклинания похожи на мозаику. Это же относится и к Вдохновению Пути. Святость и благочестие его преосвященства оказались тем самым недостающим кусочком, из-за которого не складывался узор.

Дюжинцы зажмурились, отвернулись, пряча лица, затрясли рукавами. Золотистые молнии окутали бегущих по лыжне властителей, и короли ушли в пустоту Истончились в силуэты, сжались в линии, а затем в точки.

Путешествие в Доннельфам началось.

Для тех, кто остался вне заклятия, прошло ни много ни мало десять часов. Иное дело для Розенмуллена, Фероче и его преосвященства. Для них солнце скакнуло по небосводу, размывшись в радугу желтого цвета. Черной полосой пролилась ночь, впитав в себя урболкские снега и принеся вместо них вербену и жасминовые кусты Камении.

По инерции дюжинцы некоторое время скребли по дорожке лыжами, отталкиваясь палками от песка, а затем перевели дыхание. Вокруг них зеленел дворцовый сад. Его герцог Розенмуллен узнал бы из сотен и сотен других.

Средь могучих грабов и вязов, в зарослях волшебного ореха высился помост белого дерева. Его оплетали гирлянды алой императы с белыми душистыми цветами табака, украшали венки из можжевельника и роз. Суетились рабочие, в спешке доделывая то, на что не хватило времени.

За рабочими приглядывал профос. Увидев герцога и его спутников, он засуетился, забегал. Отдав несколько быстрых распоряжений, склонился в низком поклоне:

– Ваша светлость. Ваше преосвященство. И вы, ваше магичество! Польщен, весьма польщен.

– Что здесь творится, болван?