– Я могу спросить, как вы его собираетесь вывозить? Для себя лично.

– Морем. Багажом, – Суравейкину было очень весело. – Нашей таможне будет заплачено, а ваша, как я понимаю, не посчитает Доброчинского контрабандным грузом? Раз ему разрешен въезд в неограниченном количестве раз?

Вскоре я покинула Вики и Суравейкина. Наконец до меня дошло, что Вячеслав Анатольевич сильно пьян. То есть когда я пришла, он еще не успел опьянеть. Вероятно, алкоголь на него подействовал не сразу. А сегодня еще был стресс и потеря крови. И возбудился он чрезмерно из-за всех дел… От русского мужчины в таком состоянии нужно держаться подальше.

Я размышляла, позвонить мне Борису Сигизмундовичу с Клавдией Степановной или повременить до завтра? Решать должен Доброчинский. Я не могу за него говорить. Но зачем ему поддельная коллекция? Причем плохие подделки, фальшивость которых определяется на глаз?! Хотя, если судить по его репутации, он вполне может впарить эти подделки кому-то по гораздо большей цене, чем заплатит Суравейкину. На аукционе типа «Сотби» и «Кристи» они, конечно, не пройдут. Но в частном порядке кому-то из русских, многие из которых в последние годы увлеклись православной тематикой… Мне у одного русского, приятеля Павла Прокофьевича, довелось на стене в гостиной увидеть огромное деревянное распятие, в человеческий рост, причем оно совершенно не вписывалось в интерьер. И иконы на стены вешают, как картины. И на той же стене вполне может оказаться какая-нибудь тарелка. Смотрится дико, но хозяин, «русский православный человек», уверен, что все делает правильно. И еще каждый год все больше и больше людей в России празднуют и католическое, и православное Рождество. Может, все они – сторонники движения за объединение христианских конфессий? Хотя я сомневаюсь, что большинство из них вообще слышали про такое движение.

Пока я раздумывала, направляясь по ночному городу к особняку Павла Прокофьевича, у меня зазвонил мобильный. Я бросила взгляд на экран. Сигизмунд Сигизмундович! Что ж не спится болезному? Или поправился и предается ночным увеселениям?

– Бонни, ты где? – спросил Доброчинский.

Я сказала.

– Ко мне в больницу можешь приехать? Тебя у входа встретит один из моих мальчиков.

Я поехала. Мне было очень интересно.

* * *

Когда мы остались в палате одни, Сигизмунд Сигизмундович не стал тратить время на расшаркивания.

– Я знаю, где находятся копии коллекции, – объявил он.

– Я тоже, – сказала я.

Доброчинский открыл рот.

– Ты не могла их найти, – процедил он через пару минут.

– Я этого и не утверждаю. И видела я всего один крест. Новодел, кстати, определяется на глаз. Плохие копии. Кустарная работа. Правда, у финнов изъяли очень хорошие копии. Возможно, часть – хорошие, часть – плохие?

Сигизмунд Сигизмундович глубоко задумался.

– И меня уже просили передать предложение вашему брату. – Я объяснила, что предлагает Суравейкин.

– Дурак он, – сказал Сигизмунд Сигизмундович. – Не понимает, какие перед нами открываются возможности.

Я вопросительно приподняла одну бровь.

– Бонни, ты на чьей стороне? – спросил Доброчинский.

– На своей, – сказала я. – Я хочу отмыть доброе имя моего дяди Ричарда. Ведь это же пятно на всю нашу семью! Сама участвовала в этом деле. Я ни в чем не виновата, но тем не менее. Дядя Ричард передал коллекцию государству Российская Федерация и получил за это деньги. Государство Российская Федерация должно ее получить, и она должна быть выставлена в Эрмитаже.

– Настоящей коллекции нет, и, вероятно, ее никто никогда больше не увидит, – жестко сказал Доброчинский. – Но вопрос можно решить – так, что это решение устроит всех. И посредником выступишь ты. Тебя будут слушать все стороны. Ты же имеешь вполне определенную репутацию. Наши-то прекрасно знают, что ты взяток не берешь, – Сигизмунд Сигизмундович усмехнулся.

– Что вы предлагаете? – Мне было просто интересно.

Сигизмунд Сигизмундович предложил мне встретиться с молодым чиновником Игорем Прохоровым, который теперь, после смерти Петра Ильича, стал главным в группе принимающих коллекцию в Российской Федерации и явно желает занять место Петра Ильича. Для этого от Игоря Прохорова требуется решение вопроса с коллекцией.

Также мне требовалось встретиться со следователем, который, конечно же, жаждет повышения по службе – и ему для этого тоже требуется решение вопроса с коллекцией.

При желании я могу выйти на Очень Большого Чиновника (хотя это скорее сделает Игорь Прохоров), который хочет смыть пятно с государства Российская Федерация, международная репутация которого была несколько подмочена наглой кражей коллекции. Очень Большой Чиновник тоже жаждет решения вопроса с коллекцией.

Борис Сигизмундович Доброчинский, известный в народе как олигарх-диссидент, мечтает восстановить свое честное имя и не иметь препятствий в своей деятельности на территории Российской Федерации – или, по крайней мере, спокойно вернуться в Лондон и продолжать там жизнь олигарха-диссидента.

Братья Доброчинские к тому же избавятся от давнего конкурента Суравейкина. Может, конечно, и не избавятся, но сделать гадость конкуренту всегда приятно. По крайней мере, он не станет больше требовать акции с Бориса.

Если я соответствующим образом поговорю с Игорем Прохоровым, следователем и желательно Очень Большим Чиновником, то Борису Доброчинскому удастся решить свои дела – и именно это интересует его брата. Я, в свою очередь, получу эксклюзивные интервью и еще большую известность. На репутации моей семьи не будет ни одного даже самого крошечного пятнышка. «Зарубежный репортер» еще увеличит тиражи, соответственно увеличатся мои гонорары. Конечно, все это возможно, только если я буду молчать по одному очень важному пункту.

– Я должна посоветоваться со своим шефом, – сказала я Доброчинскому. – Если он даст добро, завтра утром встречусь и с Прохоровым, и со следователем. Как вы считаете, Суравейкин до утра не перевезет копии коллекции из своего особняка?

– Мои люди следят за гостиницей, – усмехнулся Доброчинский. – Он напился и остался у Вики.

– Кстати, я могу узнать, кто вам сообщил о местонахождении копий?

Сигизмунд Сигизмундович немного помолчал, раздумывая, потом посмотрел мне в глаза и объявил:

– Юрочка. Проходимец недоделанный. А поведение Суравейкина и ты это подтвердили. Я ни в чем не был уверен до этого разговора с тобой… Но я не спрашиваю, откуда ты узнала про копии.

Шеф только усмехался, когда я излагала ему предложение Доброчинского.

– Это надо же, как у русских головы работают?! Впарить мировой общественности поддельную коллекцию! Кстати, а где, по-твоему, находится настоящая? Как я понял, это милая девушка Дашенька Байкалова подбросила Суравейкину фальшивки? Вероятно, их наспех по фотографиям изготовил талантливый родитель. Или у него имеются оригиналы?