Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня нет никого. Я одинок. Я ничего не говорю никому. Я ушёл в науку „об сюжете“, как в манию, чтобы не выплакать глаз. Не будите меня.
«Вы помните, как писал Троцкий: „Необходимо разбить пространство на квадраты в шахматном порядке. Квадраты А оставить себе, а Б передать концессионерам“? Пространство это прежде звали Россией.
Генерал-немец в „Войне и мире“: „Войну нужно перенести в пространство“.
Пространством этим была тоже Россия.
Ленин писал: „Я согласен жить в свином хлеву, только бы была — в нём — советская власть“[56].
Мы живём вместе с ним.
Люди политики мерят мерой пространства, а Вы знаете, что в этом пространстве живут люди и что вообще здесь режут по животу.
Ленин же и Троцкий представляют себе людей толпами-брикетами из человечины, и над каждым брикетом в небе соответственная цифра, например: 20 %.
Гржебинское издательство, и Дом учёных, и „Всемирная литература“ — тоже пространственное восприятие. В Вас есть коммунист. Настроить, нагородить, разделить пространство, а потом пусть все работают по плану.
Ваш пафос коммунистичен. Вы тоже тысяченожка.
А книги как жизнь, должны расти сами.
Вы пропускаете ветер.
Ваше сложное отношение к власти объясняется тем, что Вы с ней сходны в методе осчастливливания людей.
Но вы писатель (хорошее но: „но Максим Горький писатель“) и обладаете уменьем не видеть леса за деревьями, то есть знанием, что „пространства“ нет, а есть люди и поля, хорошо знакомые.
Это хуже Востока и Запада?
Эти два взгляда несовместимы.
Если бы коммунисты не убивали, они были бы всё же неприемлемы.
Чувствую себя изолированным. Как революционер, потерявший все „связи“.
Хоть начинай жизнь сначала.
Всего же ужаснее потерять самоуверенность.
У нас нет никого кроме себя.
«Иногда можно оторваться от преследования.
Не нужно думать, куда идёшь и откуда, можно забыть и идти вдоль улицы то к заре, то от зари.
Водосточные трубы, если о них ударять рукой, звучат приветливо. На деревьях распускаются листья, как первые мысли о стихах, более красивые, чем всякая книга.
Ещё не густые деревья врастают в воздух.
Совсем не трудно и не страшно.
Чёрные тоненькие провода бегут с дерева на дерево, их оба конца закреплены в каких-то учреждениях. Это очень скучно, но они связаны с землёй и входят в мир электричества. Какое дело току до маленького скучного куска, через который он пробегает.
Я лечу через маленький скучный кусок, но прекрасен мир моего исхода и моей цели.
Романа же я не напишу.
У меня был целый склад неотправленных к Вам писем.
Во время Кронштадта уничтожил на всякий случай.
Советская же республика имеет (должна иметь) эмблемой варёного рака, животное красное, но никуда не могущее уже поспешать, даже обратно».
Шкловский всю жизнь рассказывал ограниченное количество историй. Собственно, количество сюжетов в жизни вообще ограничено — об этом говорили формалисты всех времён.
В «Жили-были», в главе, посвящённой Всеволоду Иванову, Шкловский пишет:
«Тут я вспомню один разговор с Горьким.
Как-то раз Алексей Максимович прочёл одну статью Троцкого. Дело шло о концессиях. В той статье, не помню её точного названия, предлагалось разделить Россию на квадраты в шахматном порядке: одни квадраты будут продолжать опыт социализма, а другие станут развиваться в руках концессионеров. Алексей Максимович сказал чёрными от негодования губами:
— У меня через эти квадраты Волга течёт.
Для него страна, её история были неразделимой реальностью.
Для Троцкого страна была карта, которая не только мысленно разделяется на географические секторы, но может быть нарезана так, как в старину резали земли при заключении мирных договоров».
В том тексте «Жили-были», который включён в трёхтомник Шкловского, этой истории нет[57].
Том с «Жили-были» вышел в 1973 году, но дата тут объясняет мало — текучесть текстов Шкловского не впрямую зависит от дат.
«В то же время Горький очень хорошо знает свою страну. Она полна для него деревнями с названиями, людьми с фамилиями и именами с отчествами.
„Нужно разбить пространство на квадраты в шахматном порядке, квадраты А отдать под концессии, квадраты Б…“ и т. д. — так говорил, кажется, Троцкий.
Для Горького же в этих квадратах жили люди, которыми он интересовался.
На квартире Горького у Каменноостровского собирались люди из пространства.
Это был Ноев ковчег».
Так Шкловский потом напишет в предисловии к своей книге о Горьком. Впрочем, предисловие было напечатано в 1926 году как статья.
Эти квадраты произошли действительно из речи Троцкого.
Дело в том, что 2 декабря 1920 года Лев Троцкий произнёс речь на расширенном пленуме Цектрана.
Так сокращался Центральный комитет рабочих железнодорожного и водного транспорта, созданный по постановлению пленума ВЦСПС от 3 сентября 1920 года.
Эта профсоюзная организация мелькнула и пропала, а образ из речи Троцкого сохранился.
Шкловский носил его много лет, то и дело вспоминая. Собственно, схватив один раз зубами какой-то образ, он не выпускал его никогда.
Так вот, тогда, в 1920 году, Троцкий сказал: «Относительно концессий в Северном крае следует сказать, что там у нас столько леса, что одним ежегодным приростом мы могли бы отопить всю страну, а он у нас гниёт на корню. Мы разобьём лесное пространство на квадраты в шахматном порядке (в недрах могут оказаться богатства, которые не должны целиком перейти в руки концессионеров) и потом эти квадраты предложим иностранцам. Этот квадрат А мы уступаем вам, квадрат Б оставляем себе, но за квадрат А вы нам дадите известное количество машин и всего, что необходимо для лесного хозяйства. Квадрат В опять можем уступить, квадрат Г оставляем и т. д. В качестве хозяев мы можем потребовать больших уступок с их стороны. Они оживят нам этот далёкий край».
