Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказалось, что выстроить такую печь, производящую полтораста тонн цемента в сутки, можно месяца за три — если оборудование для печи уже готово. А если топить эти печи угольком с Экибастуза, то о топливной экономичности можно даже особо не беспокоиться: уголь-то был совершенно паршивым, с зольностью в сорок процентов — зато и обходилась его добыча в копейки. А «избыток золы» как раз в цементных печах не мешал совершенно, вся эта зола в цемент и превращалась. Разве что возить этот уголь приходилось далеко — но опять же, на одну такую печь в сутки требовалось всего-то тонн двадцать уголька.
Понятно, что цемент не только на «авиаракетных» установках делался, даже в основном не на них — но такую печку можно было практически где угодно поставить, да и топить ее можно было почти чем угодно. И ставили, и топили — так что на Дальнем Востоке появился даже некоторый избыток этого цемента. Избыток этот, ясное дело, сами же и потребляли, и его тоже не хватало — но в дальневосточных селах проблема жилья «исчезла». Да и в городах там тоже она успешно решалась. Конечно, никто на Дольний Восток уголь из Экибастуза не возил, но печки прекрасно работали и на местном угольке, буром (в котором тоже золы было «достаточно»). А мельницы цементные за этих маленьких цементных заводах крутились от газовых мотор-генераторов, так что людям (довольно многим) казалось, что счастье уже не за горами. А местами это счастье уже даже наступило. Вот только чтобы оно «обратно не отступило», нужно было работать — и работать усердно. Причем не только руками, но и головой…
Вот чем хорош СССР, так это доступностью новых технологий не только для тех, кто эти технологии придумал, а вообще всем предприятиям страны. Вот придумали на заводе в Реутове очень шустрый гидропривод — и уже через пару месяцев совершенно не авиапромоский заводик приступил к выпуску гидравлической шахтной крепи с такими же гидравлическими машинками. Придумали в ВИАМе как на зерна корунда наносить слой рения толщиной в доли микрона — и через три месяца Московский НПЗ приступил к выпуску высокооктанового бензина. Гражданин Игнатьев конечно гениальный химик, но Советскому Союзу он состав придуманного им катализатора для гидрокрекинга нефти раскрывать не стал (даже за большие деньги не стал), а вот немецко-фашистский инженер, работавший в лаборатории, этот катализатор производящей по американской лицензии, не просто сам пришел в советскую комендатуру и поделился «секретом», но и с удовольствием (и за приличную зарплату, конечно) поработал над разработкой методов препятствования отравлению катализатора в крекинговых установках.
— Теперь стало понятно, зачем фашисты тратили бешеные миллионы для выработки полутора центнеров этого… как его, рения? — сказал Сталин после того, как ему доложили о результатах работы. — Мы думаем, что немецкому товарищу можно даже орден Ленина дать.
— Я вот думаю, что бы ему такого дать, чтобы он никому о своих открытиях не рассказал, — задумчиво проговорил Лаврентий Павлович. — У американцев такие катализаторы в промышленных установках не используются, это исключительно лабораторный метод — поскольку произвести катализатор в достаточных объемах они пока не умеют. И отравляется он у них практически мгновенно…
— А что сам товарищ говорит?
— Он говорит, что еще лет десять потребуется чтобы научиться катализатор изготавливать: ему про достижения химиков из ВИАМ никто, естественно, не сообщал. Да и в Америке производство металла даже производством язык не поворачивается назвать: его получают килограммов по десять в год.
— Вот и отлично, я думаю, что если немецкое правительство выделит нашему немецкому другу даже не лабораторию, а институт…
— А людей пусть он сам подбирает… при нашем присмотре, естественно. Но, думаю, американцам он информацию в любом случае не сольет: у него янки племянника во Франции в концлагере инвалидом сделали. Мы уже предложили ему вместе с племянником в Крым переехать, там климат получше — но он пока не соглашается. Впрочем, сейчас это не особо актуально, в Германии служба госбезопасности уже очень неплохо налажена, там товарищи за подобными работами присматривают качественно. А про рений этот — немцы его для других целей использовали. В основном для высоковольтных контактов-размыкателей в тех же ракетах.
— А у нас этот рений в стране есть?
— Да он везде есть… в богатой руде его содержится примерно один грамм на тонну руды. Одно утешение: это молибденовая руда или в крайнем случае медная, хотя в медной его уже раз в десять меньше. Но все равно влетать он будет в копеечку.
— Я приносить многие рубли.
— Я о другом думаю: в ВИАМе новые сплавы разработали с этим рением, высокотемпературные. Товарищ Люлька в ЦИАМе горячие лопатки из этого сплава уже испытал, у него комплект лопаток прекрасно отработал двести пятьдесят часов при температуре в тысячу двести почти градусов.
— И что? Ты мне не детали, а в целом скажи.
— Тяга двигателя при том же расходе топлива выросла почти в полтора раза, ресурс — поднялся в два с половиной.
— А что препятствует внедрению этого сплава в серийном производстве?
— За двести пятьдесят часов выгорело около тридцати граммов этого рения. В ВИАМе лопатки из сплава покрыли слоем рения, и вот этот слой выгорел. А добывать мы его можем примерно один грамм на полтонны молибдена.
— То есть этот способ увеличения ресурса двигателя неприменим?
— Пока да, но только пока. Там уже прорабатывают идеи об использовании иных, невыгорающих покрытий. Мгновенного результата, понятное дело, никто не обещает, но предполагают, что в течении года-двух что-то работающее придумают.
— Что-то ты авиацией слишком увлекся, а как дела по основному проекту?
— По основному проекту работа идет по плану, а авиацией я занимаюсь… обращаю на нее внимание в некоторой степени вынуждено: изделие-то придется доставить в нужное место, а на чем? Без авиации нам не обойтись…
— Ждешь Пе-16?
— И его тоже. Но тут вежливая троица, точнее товарищ Челомей от их лица, пришли с очень интересной идеей. У Челомея заканчиваются испытания самолета-снаряда с дальностью в тысячу километров…
— Я уже слышал, он предлагает пять тонн на две тысячи…
— Нет, идея у него совсем