Характерным признаком фашизма, на который часто не обращают должного внимания и который, может быть, никогда не удастся целиком объяснить, является наличие харизматического вождя. Муссолини, Дегрель и Хосе Антонио Примо де Ривера были, несомненно, людьми с необыкновенными способностями. Салаши и Кодряну были сложными личностями, беспощадность сочеталась у них с причудливыми проявлениями благородства характера. Гитлер же до сих пор не поддается анализу. Хотя верно, что он происходил из «мелкой буржуазии», это еще не объяснение. Более важно, что он принадлежал к населению большого города, лишенному моральных и культурных корней и основ.

Не пройдя строгой школы систематического воспитания или принадлежности к организованному классу, какой-либо профессии или церкви, гонимый честолюбием и одержимый смутными чувствами ненависти, он шел к своим целям с неумолимой последовательностью и с неустанным напряжением. В самой пропаганде ненависти не было ничего нового, но Гитлер не ограничился словами, он пошел дальше, уничтожил шесть миллионов евреев и готовился к тому, чтобы депортировать и уничтожить еще многие миллионы поляков, украинцев и русских. Это уже было нечто новое. Преступления религиозных войн и те, что были связаны с завоеванием Южной и Центральной Америки, были меньшими по размаху, а Чингис-хан совершал массовые убийства, не ссылаясь при этом на современную науку. Эти жестокости исходили от незначительного, маленького, неудачливого венского художника, которого при этом поддерживали другие столь же бесцветные и лишенные корней личности, от Гиммлера до комендантов концлагерей. Здесь следует констатировать, что и другой великий организатор массовых убийств нашего времени был полуобразованным, деклассированным и оторванным от корней человеком.

Обстановка в Тифлисе и Баку была несколько иной, чем в Вене, и упрощенный марксизм отличался от австрийской смеси реакционной идеологии и антисемитизма, но у Гитлера и Сталина было много общего, и этот вопрос заслуживает серьезного исследования. Хотя можно надеяться, что фигуры, подобные этим двум людям никогда больше не возникнут, достаточно достоверно то, что оторванные от корней, деклассированные и безликие массы больших городов Европы и Америки вынашивают для нас других чудовищ.

О фашизме мы все еще знаем недостаточно; по сути, мы едва начали его изучать. Но это задача не одних академиков. Остается мучительный вопрос: «Есть ли у фашизма будущее?» или, выражаясь более конкретно: «Какие социальные и политические движения современности или ближайшего будущего можно будет лучше понять благодаря более точному знанию фашизма?»

Испанский и португальский режимы, несомненно, содержат в себе элементы фашиста, но оба они уже миновали свою кульминацию и ни один из них ничем не привлекателен для других стран. Единственный сильный фашистский режим после падения Третьего Рейха возник в Аргентине. На протяжении десяти лет, пока Перон оставался у власти, он пользовался мощной поддержкой рабочего класса и в результате длительного процесса развития превратил старомодную латиноамериканскую военную диктатуру в приспособленный к современным условиям тоталитарный режим. В конечном счете, Церковь и армия оказались сильней, чем он, но его личный миф и его тип фашиста все еще пользуются массовой поддержкой.

На Среднем Востоке «братья-мусульмане» с их сочетанием религиозного правоверия, терроризма и коллективизма имеют сходные черты с румынской Железной Гвардией ее начального периода. «Свободные офицеры» Насера в период заговора, несомненно, не были фашистами, но режим, который Насер создал за последние 10 лет, имеет нечто общее с фашистским тоталитаризмом. Нельзя не заметить, что президент Сукарно постоянно подражает личному стилю Муссолини, повторяет его лозунги, имитирует церемонии. Но в Индонезии нет фашистской организации: единственными дисциплинированными силами были Компартия и национальная армия.

В Японии на правом фланге есть тенденции, которые могут привести к возрождению в несколько видоизмененной форме революционного терроризма 30-х годов4. Новые африканские диктатуры хвастаются тем, что они «социалистические». Но тот факт, что они повторяют марксистские тезисы и ищут дружбы Советского Союза или Китая, в принципе, не столь важен, как кажется на первый взгляд. Революционные националистические режимы, которые используют технику мобилизации масс, подмешивают к своим псевдосоциалистическим идеологиям изрядные дозы расизма и исторической мифологии и все больше склоняются от простой диктатуры к тоталитаризму, так что в один прекрасный день они могут оказаться ближе к Третьему Рейху, чем к советскому или китайскому образцу. Что же касается их вождей, то, например, у Кваме Нкрумы больше от истерики Гитлера и от тщеславия Муссолини, чем от холодного ума Ленина.

Антисемитизм в современной мировой политике не является главной проблемой. Тем не менее, учитывая определенные вариации, можно указать на явные аналогии. Евреи были лучшим примером сообщества коммерчески и умственно одаренных людей, которые жили посреди больших и отсталых народов. Они стали символом эксплуатации инородцами и духовного разложения и служили идеальным козлом отпущения для демагогов. Есть и другие подобные сообщества: греки и армяне в арабских странах, образовавшихся после распада Оттоманской империи, китайцы в Юго-Восточной Азии, индийцы в Бирме и некоторых еще существующих британских островных колониях, ливанцы в Западной Африке — самые яркие примеры. Но это сравнение можно распространить на все общины белых деловых людей или техников в Азии и Африке.

Идеология «неоколониализма» умышленно концентрирует ненависть на этих козлах отпущения, которые всегда под рукой. Вину за все, что плохо в этих новых государствах, демагоги могут легко свалить на них, как все, что было плохо в Венгрии и Румынии, некогда сваливали на евреев. Этот аргумент тем сильней, чем больше в нем доля истины: действительно, европейские капиталисты и сегодня еще господствуют в определенной мере в новых государствах Азии и Африки, как капиталисты США — в старых государствах Центральной и Южной Америки, подобно тому, как еврейские капиталисты — румынские и иностранные подданные — контролировали большую часть румынской экономики.

В западных демократиях сегодня почти нет симптомов фашизма. Конечно, есть люди — евреи и неевреи — менталитет которых можно сравнить только с менталитетом расовых экспертов Гитлера, которые утверждают, будто немцы от рождения или по своим наследственным задаткам на все времена обречены быть агрессорами, тоталитаристами и юдофобами. К счастью, действительность сегодняшней Германии дает этим людям мало поводов для нападок. Во Франции устранена опасность фашистского движения, опорой которого были вернувшиеся на родину алжирские колонисты и ушедшие в подполье остатки сторонников Дарнана и тому подобных людей. В США маккартизм совпал с большими социальными сдвигами и привел к потрясающему открытию, что Америка перестала быть неуязвимой. Почти то же самое происходит в Англии: небольшие, но важные социальные сдвиги совпадают с распадом Британской империи и постоянным уменьшением мирового значения Англии5. Но пока это не имело более опасных последствий, чем «сердитая» литература и «сердитая» журналистика. Более тяжелыми последствиями может быть чреват своего рода негритянский фашизм в северных штатах США или развитие в тоталитарном направлении франко-канадского национализма. Злополучное давление на белых жителей ЮАР, которые, несмотря на свою озлобленность, создали демократическое общество, неудержимо толкает их в объятия своего рода фашизма.