Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Войтеке был кардиган, собранный из пяти или шести разных доноров: один рукав гладкий бежевый, другой в клетку, – поверх шелковой рубашки поло, тоже бежевой, с избытком перламутровых пуговиц. И очки в суровой стальной оправе.
Милгрим поставил сумку на прилавок.
– Много времени это займет?
– Если ничего не найду, десять минут. Оставьте его.
– Я лучше подожду.
Войтек нахмурился, потом пожал плечами:
– Вы думаете, я ставить туда свое.
– Вы это делаете?
– Некоторые делают, – сказал Войтек. – ПиСи?
– Мак. – Милгрим расстегнул сумку и достал ноутбук.
– Поставьте на прилавок. Я запрусь.
Войтек вышел из-за прилавка. На нем были серые войлочные тапки, похожие на ноги плюшевого зверя. Он задвинул щеколду на двери и вернулся.
– Ненавижу «эйры», – весело произнес он, переворачивая ноутбук и беря маленькую, очень дорогую с виду отвертку. – Морока вскрывать.
– Что это за блоки? – Милгрим кивнул в сторону стеллажей.
– Компьютеры. Настоящие. Из колыбели.
Войтек без всяких видимых усилий снял нижнюю панель ноутбука.
– Они ценные? – спросил Милгрим.
– Ценные? Какая истинная ценность?
Он надел очки-лупы в прозрачной оправе.
– Об этом я вас и спрашиваю.
– Истинная ценность. – Светодиоды на оправе осветили нутро ноутбука. – Вы оцениваете романтику в деньгах?
– Романтику?
– Эти компьютеры – исходный код. Эдем.
В магазине были и более старые механизмы, некоторые в деревянных корпусах, запертые в очень солидной и наверняка дорогой стеклянной витрине высотою под два метра. Один, похожий на старинную пишущую машинку, был в деревянном футляре. С внутренней стороны открытой крышки Милгрим разобрал нанесенную по трафарету надпись: «ЭНИГМА».
– Это оно, да?
– Это до Эдема. Шифровальная машина «Энигма». Которую победил Алан Тьюринг. Рождение Эдема. Еще на продажу американский военный шифратор «эм-двести-девять-би» в оригинальном брезентовом чехле, советская «эм-сто-двадцать-пять-три-эм-эн» «Фиалка». Карманный русский трансмиттер, ламповый, с кодером и телеграфным ключом. Интересуетесь?
– Что значит трансмиттер?
– Вбиваете сообщение, шифруете, отправляете морзянкой с нечеловеческой скоростью. Завод пружинный. Тысяча двести фунтов. Сотрудникам «Синего муравья» двести долларов скидка.
Кто-то постучал в дверь. Молодой человек с длинной косой челкой. В махровом халате. Он гримасничал от нетерпения. Войтек положил макбук на поролоновый коврик с логотипом Amstrad и, не снимая светящихся очков-луп, пошел открывать дверь. Молодой человек в халате – который при ближайшем рассмотрении оказался очень тонким, очень мятым кашемировым плащом, – не глядя на Войтека, быстро прошел через магазин и исчез в двери (Милгрим прежде и не видел, что там есть дверь).
– Паскуда, – бесстрастно объявил Войтек, запер дверь и вернулся к макбуку.
– Ваш сын? – спросил Милгрим.
– Сын? – Войтек наморщил лоб. – Это Чомбо.
– Чомбо?
– Геморрой. Кошмар. Бигенд. – Войтек поднял макбук и теперь яростно всматривался в него с расстояния в несколько дюймов.
– Бигенд – геморрой? – Такой взгляд не был для Милгрима новостью.
– Чомбо. Живет здесь на моей голове. Я устал месяцев считать. – Он постучал по тоненькому маку отверткой. – Ничего сюда не добавили.
И принялся быстро привинчивать нижнюю панель обратно. Милгрим чувствовал, что злость придает движениям Войтека отточенную быстроту, и надеялся, что тот злится на расхристанного Чомбо, не на него.
– И это всё? – спросил Милгрим.
– Всё?! Моей семье с ним жить.
– С моим компьютером.
– Еще софт почекить. – Войтек достал из-под прилавка обшарпанный «Делл» и проводком подключил к макбуку. – Пароль есть?
– Локатив, – сказал Милгрим и повторил по буквам. – Строчными. Точка. Один.
Он подошел к витрине, чтобы получше разглядеть «Энигму».
– Налет времени добавляет цены?
– Что? – Светодиодные огоньки на очках сверкнули в сторону Милгрима.
– Если они потерты. Видно, что ими пользовались.
– Вообще-то, – ответил Войтек, глядя поверх очков, – дороже всего, когда муха не сидела.
– А это?
Черные шестерни с акульими зубами, диаметром как донышко пивной бутылки. На каждой двузначные числа, в которые втерта белая краска.
– Для вас как трансмиттер – тысяча фунтов.
– Я имел в виду, для чего они?
– Для шифрования. Положение роторов меняли каждый день, на отправляющей машине и на принимающей.
В дверь коротко стукнули, звякнул колокольчик на лилейной ножке. За стеклом стоял водитель, который вез Милгрима из Хитроу.
– Заколебали, – обреченно произнес Войтек и пошел открывать.
– Анализ мочи, – объявил водитель, показывая бумажный пакет.
– Гадство, – сказал Войтек.
– Мне надо будет воспользоваться вашей ванной, – сказал Милгрим.
– Ванна? У меня нет ванны.
– Уборная. Туалет.
– Там. Где Чомбо.
– Ему надо будет смотреть. – Милгрим кивнул на водителя.
– Знать не хочу. – Войтек постучал в дверь, за которую ушел Чомбо. – Чомбо! Людям в сортир надо!
– Идите нахер, – отозвался приглушенный дверью голос Чомбо.
Милгрим подошел к двери (водитель следовал за ним по пятам) и попробовал ручку. Дверь открылась.
– Нахер, – рассеянно повторил Чомбо.
Он сидел перед несколькими экранами посреди чудовищного разгрома в дальнем конце помещения – куда более обширного и темного, чем ожидал Милгрим. На экранах горели столбики цифр – или букв, Милгрим точно не видел, но решил, что скорее цифр.
Маленькую фанерную уборную освещала голая лампочка под потолком. Водитель бы туда не поместился, так что он просто остался стоять в открытой двери. Милгрим взял у него бумажный пакет, открыл, достал целлофановый гермопакет, открыл его, вытащил баночку с синей крышкой. Оторвал бумажную пломбу, свинтил крышку и расстегнул ширинку.
– Козлы ссаные, – пробормотал Чомбо без тени иронии.
Милгрим вздохнул, наполнил баночку, завинтил крышку, допи́сал в грязный унитаз, убрал баночку в гермопакет, гермопакет – в бумажный, отдал его водителю и вымыл руки холодной водой. Мыла он не нашел.
Когда они выходили, Милгрим видел отражение ярких экранов в глазах Чомбо.