— Вспомним предка моего Давида, который одолел ненавидящего его царя Саула. Саул гонялся за ним, чтобы убить его, Давид же дважды мог сам убить Саула, но не сделал этого, оставляя лишь знаки о себе. И Саул раскаялся. Не так ли стоит поступать каждому, ныне живущему? Возлюбив Отца нашего Небесного, держа его в сердце своем, любить любовью божьей всех близких своих, а зло побеждать не злом, а смирением и кротостью. Нужно всегда помнить: перед Отцом Небесным мы все равны, равной должна быть и наша жизнь. Богатый да позаботится о бедном, дабы стать с ним равным.

Вот так, открыто, Иисус еще не говорил о Боге Любящем, о Царстве Божьем на земле, подобном Небесному. Хотя большинство сидящих в синагоге и сами слышали его прежние проповеди, или знали о них благодаря молве, теперь же им потребовалось время, чтобы переварить в головах своих услышанное.

Несколько минут царила в синагоге тишина, затем начался обмен мнениями, поначалу очень робкий, но постепенно набирающий силу, захватывающий все новые и новые ряды скамеек и даже антресоли для женщин. И вот уже синагога стала похожей на растревоженный улей, и Иисусу не оставалось ничего делать, кроме как покинуть кафедру.

Он мог вообще уйти из синагоги, уверенный в том, что председатель и старейшины не смогут навязать своего решения, если даже очень захотят, направленное против него; но Иисус предпочел остаться и послушать споривших — он прошел мимо оставленного для него места в первом ряду к самым задним рядам, где, потеснившись, ему уступили краешек скамьи, и он весь обратился в слух. А чем больше он заслушивался, тем яснее понимал: сторонников его больше, нежели противников. Он торжествовал, душою празднуя свой успех.

Из синагоги он пошел в окружении учеников своих, гордых за него, и в сопровождении множества народа из тех, кто принял его слово.

Ученикам он сказал:

— Завтра — в Магдалу. Сразу же после утренней трапезы.

Он конечно же мог не спешить: готовиться к предстоящей проповеди в синагоге Магдалы можно было и в Капернауме, тем более, что для этого имелось здесь больше возможности, чем в Магдале, но он торопился по велению сердца своего, хотя даже сам себе в этом не хотел признаться. Когда, спустившись по Иордану к берегам Галилейского моря, узнал он, что Мария Магдалина взяла в свой дом Марфу и Марию, чтобы вместе ждать его, Иисуса, он намерился было сразу направиться в тот город, однако он пересилил свое желание и поступил так, как подсказывала логика — начал проповедовать в Капернауме, первом городе на его пути, в котором кроме всего прочего у него было много как друзей, так и врагов. Ему было важно одолеть врагов.

Так он и остался в Капернауме для первой проповеди; теперь же, добившись столь значительного успеха, он не стал больше противиться своему желанию идти в Магдалу, минуя Вифсаиду. В этот город наметил он вернуться после Магдалы.

Еще одна причина побуждала его идти в Магдалу в первую очередь: в синагоге Магдалы определено было на эту субботу читать первую книгу Моисея «Бытие». Синагога же в Магдале крытая, поэтому есть там и особый вход для женщин, и антресоли со скамейками для них, а Магдалина наверняка приведет с собой в синагогу достаточно много своих подруг и родственниц, которые, послушав его слово о женщинах, проникнутся к нему уважением и любовью. А это многое значило для успеха в борьбе с фарисействующими.

Все, на что рассчитывал Иисус, так и произошло. Когда он окончил читать установленное на эту субботу, прозвучал сразу же лобовой вопрос:

— Ведомо, что ты проповедуешь о женщине, как о святой. Сказано же в Писании, какое ты сейчас читал: из ребра человека Бог сотворил для него жену. Жена взята из кости мужа, как же она может быть святой? За грехопадение ее Господь сказал ей: умножая, умножу скорбь твою в беременности твоей: в болезни будешь рожать детей своих; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобой. По вине жены Господь выслал из сада Эдемского Адама, предопределив ему в поте лица добывать хлеб свой и возвращаться в прах, ибо сотворен был из праха.

— Отвечу так: матерь твоя от семени отца твоего выносила тебя в чреве своем, и если ты почитаешь ее рабыней, почитаешь нечистой, то и ты, сын ее, от рабыни рожденный, раб, от нечистой рожденный — нечист.

Сдержанный смешок прошелестел по рядам. Вопрошал из первого ряда самый чванливый богатей, считавший себя пупом земли.

Иисус между тем продолжил:

— Имеющий уши да слышит обеими, а не одним: «И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и пополняйте землю, обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». Услышав это, не можно ли задать себе вопрос: отчего Бог не указал людям путь к размножению? Отчего он возгневался, когда женщина, послушав змея, открыла этот путь? И почему Адам, изгнанный из Рая, не осерчал на жену свою, а нарек ее Евою. Жизнью. И она стала матерью всех живущих на земле. За это ли унижать, попирая ее честь и достоинство? Я пророчествую: святей матери нет никого на свете! И нет никого ближе жены! Не зря же сказано: потому оставит человек отца своего и мать свою, прилепится к жене своей; и будут одна плоть.

Переждал немного, не зададут ли еще вопрос, не возразят ли, готовый на любой из них смело высказаться со ссылками на Священное Писание, но не отходя от того, что он сам считал истиной; никто, однако, не открыл рта своего, и тогда Иисус продолжил:

— Вы, фарисействующие, не пускаете женщин в синагоги без кровли которые, а в те, что под крышей, женщинам отведен отдельный вход и отдельное место на антресолях. Вот там, — указал место на антресоль, на скамейках которой теснились донельзя женщины, — святейшие после Бога. По воле вашей нельзя им входить и с непокрытой головой. Я же зову в Храм Отца Небесного всех, ибо самый надежный храм — сердце человека. В сердце его храм его. Право свое иметь храм в сердце своем, в душе своей разве не дано женщине?! Дано. Такое же, как и мужчине. И кто не принимает этого, тот уподобляется кицаям — окровавленным лбам.

Вновь смешок со скамеечки рядом. Галилеяне с насмешкой относились к тем фарисействующим, которые, демонстрируя свою верность закону Моисея, ходили с закрытыми глазами, чтобы не видеть творившихся греховных дел на святой земле. Натыкаясь на стены и иные препятствия, они набивали себе шишки на лбах, а иногда разбивали лбы и носы до крови.

Иисус ждал, что здесь тоже, как и в Капернауме, начнется спор тех, кого он обидел в проповеди своей, с теми, кто принял его слово; но подобного не случилось — синагога начала пустеть, и это несколько озадачило Иисуса: неужели все усилия напрасны, а семена, им брошенные, угодили на каменистую почву да к тому же иссохшую? И как же возликовал он, когда выходя из синагоги, оказался перед толпой, его ожидающей. В первых рядах этой многочисленной толпы стояли женщины. Едва он сделал несколько шагов встречь людям, как Мария Магдалина пала перед ним ниц. Ее примеру последовали остальные женщины, а затем и мужчины.

— Поднимитесь, чада Отца Небесного. Не мне ваши поклоны, но Отцу Небесному. Его почитайте, уверовав в меня. Почитайте в сердце своем, в душе своей.