– Неужто подолгу искать приходится? – удивился Юлий.

– Так ему же не кто попало нужен, а особенный человек, понимаешь?

– Понимаю, – прикинулся Юлий. Макинтош его досадовал. Юлий думал – мальчик дело скажет, а он ему рассказывал какую-то старую байку.

– И вот когда видит дьявол нужного человека, – продолжал Макинтош увлеченно, – он ему является зримым образом, обычно в обличье плешивого старичка в облезлом пиджачонке. Тот человек смотрит – ага, дьявол.

– А как он признает дьявола?

– По зрачку. Зрачок у старичка обычно какой-нибудь неправильный – в форме звездочки или как у кошки. Иногда в одном глазу, иногда и в обоих, – объяснил Макинтош. – Ну и вот, тут плешивый старичок спрашивает того человека, чего он хочет. А когда тебя нечистая сила спрашивает, чего ты хочешь, ни в коем случае нельзя отвечать. Иначе он выполнит твое желание, только шиворот-навыворот, а потом заставит платить.

– Все жулики так делают, – сказал Юлий.

– Тебе видней, – как бы между делом вставил Макинтош.

– Будто ты сам не жулик, – огрызнулся Юлий.

Макинтош пропустил это мимо ушей. Он слишком хотел рассказать про Фартового человека, чтобы обращать внимание на мелкие выпады Юлия.

– Ну и вот. Узнав, чего хочет человек, дьявол сразу ему предлагает: я тебе, мол, дам неслыханный фарт, потому как ты теперь – мой избранник, фактически родственник. И это очень большой фарт, понимаешь, Юлий? Настоящий. Больше, чем в карты выигрывать, больше, чем много денег наворовать… Это – удача, которая от тебя никогда не отступится. Никакой сыщик тебя не найдет, даже будь у него все твои приметы и адреса. Даже лицом к лицу с тобой столкнется – и то не узнает. А если и узнает – выпустит из рук, понимаешь? Ну а случится такое, что все-таки схватят тебя, так это ненадолго, и ни одна тюрьма тебя не удержит, будь она хоть сто раз укрепленная, вроде той Бастилии, которую разрушили парижские коммунары…

– Так не бывает, – усомнился Юлий, подумав об Иване Васильевиче. От такого никто не уйдет, такого не обманешь – узнает по любой примете, пусть даже это всего лишь «сложение стройное, лицо обыкновенное».

– А вот и бывает! – с жаром заявил Макинтош. – Он ведь с дьяволом сделку заключил. Ну, Фартовый-то человек.

– А что взамен? – спросил Юлий, сдаваясь. Больно уж напирал на него Макинтош. Тут волей-неволей поверишь во что угодно.

– Взамен? Ну угадай! – предложил Макинтош, азартно впиваясь зубами в булочку.

«Передний зуб у него уже сколот, – заметил вдруг Юлий. – Когда ухитрился? Расставались – вроде нормальный был…»

– Откуда мне знать, – сказал Юлий нехотя, – я ж не дьявол. И фарта у меня кот наплакал, сам видишь.

Макинтош сказал:

– Да уж вижу… – Он поднял палец и прошептал: – Взамен дьявол хочет, чтобы для него убивали невинных людей.

– Это как?

– Ну, он же дьявол. Ему ж позарез нужно, чтобы помирали невинные люди.

– Будто они и так не помирают… – сказал Юлий. – Да и найди сейчас невинных. Все в чем-нибудь да повинны.

– Дьявол все-таки не Чека, для дьявола есть разница, – сказал Макинтош. – Он же не дурак, понимает: кто живет, тот согрешает. Нет, он жаждет смерти таких людей, которые перед убийцей лично ни в чем не провинились. Ну и перед другими тоже… Кто ни в чем преступном не замешан.

– Погоди, я тут не все понимаю, – остановил его Юлий. – Ленька же Пантелеев никого не убивал.

– Ленька? – удивился Макинтош. – Да я ведь не об Леньке. У Леньки и фарта никакого толком нет. Фарт – у другого человека. Он-то, я так думаю, и зарезал ножом нашу Валидовну. – Он помолчал и с достоинством прибавил: – Я тебя поэтому и не подозреваю. Другие, может, и думают на тебя, что ты ее пырнул, но я знаю, кто это сделал. И зачем.

Юлий вспоминал слова Козлятника, когда тот говорил о Белове. Все сходилось, только как-то очень странно. Белов – Фартовый человек. Если, конечно, верить байке Макинтоша. Чтобы удержать при себе свой фарт, Белов должен убивать. Обязан. Неясно только, сколько и при каких условиях.

И Кирюшку юродивого – тоже он… Без сомнения.

Для того чтобы картина мира окончательно сделалась кристально ясной, оставалось последнее. Оставалось поверить в дьявола. В то, что дьявол действительно существует. Не в виде абстракции, а в виде совершенно конкретного плешивого старичка в ободранном пиджачонке. И будто бы этот старичок ведет со своими подручными вполне нормальные беседы, обсуждает условия договора…

– Небось еще и подпись кровью потребовал, – сказал Юлий. Ему очень не хотелось верить в то, что все рассказанное Макинтошем правда.

– Это неизвестно, – строго ответил Макинтош. – Я тебе все как есть выложил, Юлий, ты учти и не сомневайся. Или можешь не верить, как тебе угодно, – прибавил он с презрительным смешком.

– А если он перестанет убивать, этот твой Фартовый человек?

– Все, уйдет от него фарт.

– А если фарт уйдет, что будет?

– Убьют очень быстро, – сказал Макинтош. – Он и подозревать беду не будет, а его уж хлопнут.

– И куда же фарт подевается – в воздухе расточится? – провокаторски спросил Юлий.

– Может, в воздух, а может, к кому другому перейдет.

– Это Козлятник так складно излагает? – осведомился Юлий, демонстрируя полное свое недоверие к услышанному.

Однако сбить Макинтоша ему не удалось. Мальчик ответил, не скрывая насмешки:

– Это если мозгами пораскинуть, так получается, Юлий. Сам посуди, дьявол ведь что-то вроде банкира. У него строгий учет. Не заплатил по процентам – все, прощайся. Залог отбирается… У меня так часы однажды пропали, – прибавил он задумчиво.

– Банкиры не ходят в обтрепанных пиджачишках, – заметил Юлий.

– Которые не ходят, а которые и ходят, – уперся Макинтош.

Юлию вдруг почудилось, что Макинтош вхож в самые влиятельные финансовые сферы. Как всякий беспризорник, Макинтош вообще чрезвычайно много знал о нравах высшего света.

– Скажи-ка, Макинтош, – вдруг проговорил Юлий, – а для чего вам Козлятник все это рассказывал?

– А чтоб ходили с опаской, – ответил тотчас Макинтош. – Мы ведь для такого, как Фартовый человек, самая лакомая жертва.

* * *

У Петербурга – теперь Петрограда – всегда была душа кикиморы. Вся красота парадных набережных с панорамами и мостами – она ведь для отвода глаз, а истинное нутро города скрывалось в проходных дворах, дворах-колодцах, флигелях и темных фасадах. И тоже: если разглядывать один фасад, то он вроде бы и хорош, и с задумочкой, но глянешь на улицу и видишь, нет, никакой тут красоты не заключается, наоборот, все так сделано, чтобы человеку казалось одиноко и страшно, чтобы знал человек, что никто ему, кроме него самого, не поможет. И если принять такую судьбу, как она представлена, тогда, конечно, все меняется. Тогда раскрываются и проходные дворы, и те лазы, о которых мало кто знает, тогда и под землей сыщется убежище. Город разинет темное чрево и сокроет плоть от плоти своей внутри плоти своей. На то он и большой город, чтобы было в нем где спрятаться.