Авдиан-аскет основал несколько монастырей на землях готов.

Составив с помощью греческого языка алфавит для готов, Ульфила познакомил их с искусством письменности и сам перевел на готский язык Святое Писание, за исключением только книг Царств.6

Любопытна причина, вследствие которой Ульфила в своем переводе пропустил книги Царств: он полагал, что для готов, воинственных и беспокойных, описание войн, которыми наполнены эти книги, будет положительно вредно (Philost. Hist. eccl. Lib. II, 5).

Своими переводами и изобретением готской азбуки[59] Ульфила положил начало самобытному народному развитию готов. Если готы, переселившись на римскую почву, дольше других сохранили свою самостоятельность, то этим они обязаны именно той опоре, которую находили в собственном вероучении, в святых книгах, переведенных на их родной язык.

Благодаря этому же обстоятельству арианизм на долгое время сделался национальной религией первоначальной Германии, его исповедовали не только готы, но и бургунды, вандалы и другие народы.

Итак, германцы, с одной стороны, вырастали приобретением самостоятельности, с другой – в ней же, религиозной автономии, лежит причина того, что государства их были непрочны на римской почве: они были в антагонизме с православными галло-римлянами, территории которых заняли, и это естественно ослабляло их. Ульфила долго проповедовал в стране готов и нашел множество последователей. Во время гонения, воздвигнутого на христиан вождем готов-тервингов – Атанарихом, мы уже не находим Ульфилы в Готии.7 Он не дождался перехода готов за Дунай и при начале гонения ушел из южной России. Со своими близкими людьми он нашел убежище около города Nicopolis – Никополь на Истре.8 Император Констанций, сам арианин, принял Ульфилу весьма ласково и позволил ему поселиться здесь, даже называл его «Моисеем своего народа».9 Готы, пришедшие с ним, отказались совершенно от своей воинственности и долго оставались на новом месте поселения. В пределах Римской империи Ульфила продолжал действовать совершенно так же, как и на своей родине; до самой смерти он был высоко уважаем императором. Перед своей кончиной он был им приглашен для умиротворения распри между последователями арианского исповедания и приверженцами какой-то новой секты, основанной одним готским еретиком.

Гонение это описано в почти современном и любопытном житии святого Саввы Готского;10 там говорится между прочим, что Атанарих ездил по Готии, возя с собой идолов, и принуждал христиан к языческим жертвоприношениям и что многие христиане пострадали. Об идоле (истукане) писал и Созомен (Hist. eccl. Lib. VI, 37).

Деятельность Ульфилы имеет огромное историческое значение.

Ульфилы уже не было, когда готы, под давлением азиатских народов, должны были двинуться на Запад, оставив свои жилища на Днестре и Днепре. Толчок к переселению их дали гунны – народы римского или туранского корня, движение которых было совершенно сходно с движением аваров и других варваров, вышедших из Средней Азии.

Гунны вначале произвели страшный натиск на аланов (или яссов), область которых они разорили, многих умертвили, а оставшихся принудили вступить в союз. Ободренные успехом, они бросились с величайшей храбростью на огромные и богатые владения Германариха, конунга, уважаемого всеми соседями за великую храбрость (Amm. Marc. XXXI. 3, 1). Германарих погиб в борьбе с гуннами, которые потом начали теснить и вестготов (тервингов).11 Последние под предводительством Фритигерна и Атанариха заняли берег Дуная и послали к императору Валенту просить о принятии их на римскую землю, обещая при этом жить мирно и покойно и в случае необходимости выставлять вспомогательные отряды (Ibid. XXXI. 4, 1).

Слух о появлении нового варварского племени уже дошел до римлян, когда послы явились в Антиохию. Просьба подверглась долгому обсуждению ввиду необыкновенной многочисленности их; между тем льстецы восхваляли счастье императора, к которому без всяких забот с его стороны сами шли рекруты, с помощью которых войска станут непобедимыми. Теперь возможно будет вместо набора требовать с провинциалов деньги и государственная казна наполнится богатством (Amm. Marc. XXXI. 4, 2–4).

Осенью 376 года явилась необозримая масса их на Дунае (700 или 900 тысяч). «Едва только пришло позволение готам перейти реку и поселиться во Фракии, как началась переправа, не прекращавшаяся ни днем, ни ночью, – говорит Аммиан Марцеллин, – на лодках, челноках и выдолбленных стволах деревьев переплывали они на римский берег. Река, которая и всегда представляла здесь большие трудности для переправы, теперь еще переполнилась от дождей, оттого многие, не будучи в силах совладеть с течением, потонули» (Ibid. 4, 5; см. Eunapius Sard. I. fr. 48, место довольно испорченное).12

Во время этого переселения обнаружилась главная язва римской империи – испорченность и взяточничество высших чиновников. Лупицин, comes per Thracias и «Dux» Максим с их бесстыдным корыстолюбием, по словам Аммиана Марцеллина, были причиной всего зла.

Когда решено было позволить готам поселиться на римской земле, вместе с тем постановлено было, в видах предупреждения опасности, перевезти сначала женщин и детей в виде заложников, а потом уже обезоруженных варваров. Но готы между тем говорили, что лучше расстанутся с жизнью, чем с оружием, и что непременное желание сохранить оружие подало повод упомянутым чиновникам брать с них взятки и вопреки условию разрешать им за деньги сохранять оружие при себе. Кроме того, варвары после переправы терпели недостаток в съестных припасах, хотя император приказал отпускать вождям их – Фритигерну и Алавиву провиант; недостаток провианта подал бесчестным чиновникам, как говорит Аммиан Марцеллин, повод заключить самые отвратительные сделки. Они продавали готам собак как съестной товар, меняли их на рабов, требуя одного раба за 10 фунтов мяса. Готы должны были расстаться со всеми своими драгоценностями и наконец, когда голод усилился, продавали за пищу сыновей, жен и сестер своих в рабство римлянам; этой участи не избегли даже дети знатнейших варваров.

Раздражение готов против бессовестных притеснений достигло высшей степени и выразилось, наконец, открытым мятежом по следующему поводу. Лупицин пригласил Фритигерна и Алавива на пир в Марцианополь, но не велел пускать в город никого из готов, для чего к воротам поставлена была даже стража. Голодающие готы стали просить позволения войти в город, чтобы купить себе хлеба, но так как их не пускали, вскоре между ними и городскими жителями возникла ссора, превратившаяся в кровопролитную драку. Часовые были убиты. Лупицин, услышав об этом и будучи разгорячен вином, выпитым в большом количестве, велел перебить часть готской дружины, стоявшей перед его жилищем как почетная стража и как охрана готских вождей, головы же выбросить за стены к их родичам – готам. За стенами произошел страшный шум и смятение; дикие угрозы раздавались со стороны готов, думавших, что конунгов римляне удерживают силой. Тогда Фритигерн обнаружил замечательную