твой стопроцентно с его гвардейцами сейчас тусуется. Это точно как то, что у Ангелы Меркель есть сиськи.

— Неожиданные у тебя интересы. А тусуется он с кем-то постоянно. Ах, молодость, как ты уже сказал.

— Если бы молодость знала, — недобро улыбнулся Альф.

— Ну говори уже, Альфред.

— Вот, — похвалил Андрея Селиванов, — не собьёшь тебя с панталыку, держишь тему.

— Давно тут сидим.

— Да вы ещё пока не сидите.

— Так и вы пока тоже.

Альф снова погрозил Андрею пальцем.

— Пишешь разговор наш, небось?

— Нет, — не моргнув, соврал Андрей.

Разумеется, он ещё на улице включил телефон на запись.

— Ну-ну. В общем, Андрей, помолясь: нам нужно текст Никиткин снять. Напишите, что потребовалось дополнительно проверить факты, что-нибудь наплетёте, не мне тебя учить.

— И зачем это мне такое?

— Затем, что я тебя прошу.

— А зачем ты меня просишь?

— Затем, что время знаешь какое? Шеф большой кровью вырвал этот «Полярный мост» у Новосиба. Нельзя его так говном мазать.

— Никто никого не мажет. Я готов дать тебе место под отдельный коммент, можете и свои видосы запилить — как вышки запросно-ответной системы произрастают во льдах, — не жалко, повесим и их.

— Нет, — взгляд Альфа стал наконец совершенно лишён иронического блеска, в нём проявилось что-то другое, более древнее, настоящее. Селиванов положил перед собой руку, будто бы обозначая границу разговора между «до» и «после». — Телефончик выключи и на стол его урони.

Андрей развёл руками, но телефон достал и оставил рядом с лапищей Альфа, по пути отключив. Ему были интересны формулировки.

— Я скажу это только тебе и только один раз, — очень тихо сообщил Альф. — Если узнаю, что проболтался, у тебя будут… как это сейчас говорят… крайние неприятности. «Мост» — специальный маршрут — на случай, если наложат санкции, и нашим закроют пролёт через Европу. Соображаешь? Всё делается тихо, а внимание привлекать — гадить себе в руки. Вопрос национальной безопасности. И ответственность такая же.

— Интересная у вас национальная безопасность, — тоже наклонившись и сложив руки рупором, шёпотом сообщил Андрей. Он, конечно, пропустил эту секретную чепуху мимо ушей.

— Я обозначил, — уже на нормальной громкости отозвался Альф. — Текст придётся снять, пацана — уволить. С этим можешь не торопиться, в течение месяца. Просто пообещаешь мне, и всё.

Было бы странно, если бы не.

— Ты тогда и вторую часть угрозы озвучь.

— Конечно. Твоя жизнь изменится навсегда, — просто сказал Альф. — Ты пока не знаешь, как. И даже я не знаю, как. Но круто. И тебе не понравится. Ты потеряешь своё дело, люди останутся без работы, а город помашет рукой «Улице». Это точно того стоит?

Андрей сам не раз думал об этом, поворачивая ситуацию то так, то эдак. Давно уже, очень давно он ждал этого разговора. Какого-то такого, после которого уже нельзя остановиться. Не по поводу «Моста», и даже, может, не по поводу «Улицы». Но ждал, что однажды кто-то с серьёзным и даже, наверное, государственным лицом — вот как у Альфреда Селиванова — скажет: или-или, решай.

И вот.

— Знаешь, — сказал Селиванову Андрей, — вам всё кажется, будто наше занятие — это такая херня про задавание заранее согласованных вами вопросов и про умение работать на дядю. А отдельным из вас даже — что вы этот дядя и есть. Это всё глюки, Альфред. Курите дрянь какую-то…

— Глюки так глюки, — не стал спорить Селиванов. — У меня, кстати, был недавно по пьяни, я там разговаривал с хорьком в прокурорских погонах. Сейчас расскажу…

Он снова был весел и ироничен.

Андрей зашёл и бросил на пол сумку. Он никуда не стал проходить из коридора, не зажёг свет, не стал раздеваться.

Включив фонарик в телефоне, Полина обнаружила облокотившегося на стену мужа, который задумчиво тёр лоб.

— Никиту взяли, — сказал он вместо привета.

— Господи! — выдохнула Полина. — Допрыгались? Из-за работы? И что теперь?

Андрей слегка покачивался взад-вперёд, погрузившись в пустую, лишённую любых мыслей прострацию. Он и чувствовал разве что усталость, остальное как-то растворилось в крови. После долгой паузы, во время которой Полина ещё что-то говорила, взмахивая рукой с телефоном, он всё же вышел из оцепенения, помотал головой и сказал:

— Пока не знаю. Мы будем думать с Таней.

Полина всё же зажгла свет. У неё было перекошенное от ужаса лицо. Или это ярость?

— И о чём же вы будете думать, можно спросить?

— Спросить всегда можно, — согласился Андрей. Он закрыл глаза от разгорающихся ламп и теперь водил пальцем по векам, как будто рисовал на них знак бесконечности.

— Мы уже много раз говорили, — напомнила Полина. — Господи! Как там его мать? Вы ей звонили?

— Мы взяли ему адвоката. Саша уже занимается. И делаем специальный выпуск. И ТВК возьмёт главной темой. Может, ещё кто-то.

— А мать-то?!

— Таня к ней поехала. И Никитина старшая сестра, нашли её.

Андрей всё же сбросил с ног ботинки, повесил куда-то в сторону шкафа пальто. Хотел спросить, спят ли дети, и тут как раз выбежала пижамная Варька. Бросилась обниматься, потребовала — «на ручки!». Затараторила, рассказывая, что́ они сегодня видели с няней (синих птиц! И жёлтых!). Полина попробовала её оттащить, но это только провоцировало визг — так и остальных разбудит.

Андрей, придерживая вцепившуюся в него Варьку, прошёл с ней на кухню.

— Нальёшь папе чаю? — попросил он её.

Варька сначала согласилась, но потом передумала и осталась сидеть на руках. Стала расстёгивать-застёгивать молнию у него на свитере, дёргать собачку замка. Чаю в итоге налила Полина.

Варька рассказала, что Ваня забрал и спрятал её маркеры. И что у него надо отобрать. Андрей пообещал: завтра — обязательно. Немного почитали (только одну, и спать!) книжку про кота Шмяка, послушали, какие слова Варька теперь знает, и Полина всё же утащила её в детскую спальню.

Андрей заглянул в холодильник и понял, что есть ничего не хочется. Так и похудеть недолго, с некоторым удовлетворением подумал он. Похлебал чая. Налил ещё кружку и ушёл в «кабинет». Так он называл отгороженную шторой зону в зале, отвоёванную у балкона крохотную площадочку для стола, кресла и маленького стеллажа с разной смешной ерундой, которую Полина не даёт поставить на всеобщее обозрение. Щёлкнул по носу японскую маску и упал в своё кресло пилота.

Пролистал местные телеграм-каналы — про Никиту пока ничего, даже там, где обещали. Поздно уже, люди разошлись, у всех семьи, объяснил себе Андрей. Завтра, конечно, загалдят, — но то завтра. Это значит, что с наскока сейчас продавить ситуацию и выбить хотя бы домашний арест не получится. Почти наверняка не выйдет.