Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как же княжна?
– Никак!
– Совсем-совсем?
– Наверное…
Глаза ее повлажнели.
– Тебе плохо? – встревожился Богданов. – Рана болит?
– Сердце…
Он взял ее запястье. Пульс отозвался упруго и ровно.
– Что ж ты раньше молчал? – прошептала она. – Почему?..
Богданов наклонился и коснулся губами розового пятнышка под ключицей. Аня вздрогнула и умолкла. Маленькая грудь с розовым соском оказалась рядом, Богданов поцеловал этот нежный бугорок. Бережно и ласково. Затем, чтоб не обидно, поцеловал и второй. Легко касаясь губами гладкой кожи, он двинулся к пупку, спустился ниже и замер у завитков русых волос. Когда поднял голову, взор ее был затуманен. Богданов осторожно опустил ей рубашку на всю длину тела, расправил складки, укрыл периной. Затем встал.
– Ты куда? – встревожилась Аня.
– Спать! Глаза закрываются.
– Ложись! – Она хлопнула по перине.
– Аня! – нахмурился Богданов. – Я хочу спать!
– Другого не предлагаю! – обиделась она. – Я же не Клавка! Зачем валяться на жесткой лавке? Места хватит!
Богданов сбросил рубаху, сапоги и с наслаждением вытянулся под мягкой периной. Она немедленно подкатилась, примостила голову на его плече.
– Андрей! – сказала тихо. – Ты можешь повторить?
– Что?
– Те слова.
– Анечка! – сказал Богданов. – Милая, родная моя! Я тебе повторю, я тебе скажу много нового, я расцелую тебя от макушки до пяток, но позже. Смертельно хочется спать!
– Ладно! – сжалилась она. – Спи! Только смотри – обещал!..
Уснул он мгновенно. Опершись на локоть, Аня смотрела на его лицо. Осторожно поправила упавший на глаза чуб, разгладила усы, затем ласково поцеловала закрытый глаз.
– Лисикова! – пробормотал он сквозь сон. – Накажу!
Она засмеялась и пристроилась на его плече.
– Я теперь не Лисикова! – сказала довольно. – Я – Богданова!
* * *
Богданов проснулся рано. В полку он привык летать ночами, а спать днем, поэтому рассветов не наблюдал. Только здесь оценил эту радость. Первые, прозрачные лучи солнца, падающие сквозь окошко, пляшущие в световых потоках пылинки, щебет птиц за стеклом… Богданов потянулся и сел. Аня спала, уткнувшись лицом в подушку. Перина сползла, оголив ее спину. Богданов бережно прикрыл и спрыгнул на пол. Оделся и вышел. В конюшне он оседлал мышастого и поскакал к реке. Там бросил поводья, разделся и нырнул с высокого берега.
Прохладная вода обожгла. Богданов выскочил на поверхность, завопил дурным голосом и широкими саженками рванул к другому берегу. Выскочив из воды, повалялся на песке и поплыл обратно. Оказавшись под обрывом, нырнул, достал пальцами песчаное дно и пробкой выскочил на воздух – глубоко. Сила и здоровье переполняли его. Нырнув еще разок, в этот раз не до дна, выскочил на поверхность, лег на спину и расставил руки. Течение медленно несло его, он не препятствовал. Чистое, словно умытое, солнышко светило в лицо, согревало тело, Богданов закрыл глаза и отдался потоку. Это было хорошо! Он так разнежился, что едва не задремал. Недовольный гогот привел его в чувство. Лейтенант открыл глаза. Течение снесло его прямо в стаю гусей. Большие серые птицы, расступившись, недовольно косились на человека. На берегу встревоженно смотрел на чужака мальчик лет пяти.
– Все нормально! – сказал Богданов и помахал пастушку рукой. Тот робко махнул в ответ. Андрей нырнул и под водой подплыл к берегу. Нашел удобное место и выбрался на луг. Пастушок смотрел на него все еще настороженно. Богданов улыбнулся мальцу и зашагал по траве к мышастому.
По пути он обсох, вытираться не пришлось. К тому же полотенце он, конечно же, забыл. Богданов оделся, навернул портянки и обул сапоги. В этот момент за спиной кашлянули. Богданов стремительно обернулся – Конрад.
– Доброе утро, кондотьер! – сказал капитан.
– Доброе! – улыбнулся Богданов.
– Жеребца твоего узнал, – сказал Конрад, – в Сборске нет другого такой масти.
Наемник выглядел встревоженным.
– Все хорошо, Конрад! – сказал Богданов. – Я здоров, а в кустах никто не прячется. Можно купаться!
– Как Анна? – спросил капитан.
– Здорова!
Конрад смотрел недоверчиво.
– Можешь навестить! – засмеялся Богданов. – От раны следа не осталось. Разговаривает, сидит, ходит.
– Ты ее исцелил! – сказал Конрад. – Я еще в первый день заметил. Бабы несли детей, а ты исцелял. Не знаю, чьей силой ты лечишь – Божьей или дьявольской, но я рад!
Богданов хмыкнул.
– Не сильно сердишься, кондотьер? – спросил Конрад. – За Анну?
– Если б она умерла, – сказал Богданов, – я б устроил вам разбор полетов и приговор трибунала с немедленным приведением в исполнение. Вас потом бы собирали по частям! Но раз Анна жива…
Конрад не понял про трибунал и приведение в исполнение, но переспрашивать не стал. Не стоило кликать лихо.
– Их Жидята привел, – сказал Конрад, – потому подобрались незаметно.
– Об этом Данилу попытаю! – пообещал лейтенант. – Его кметы были в дозоре. Откуда про Жидяту ведомо?
– Поймали троих, они сказали. Сам Жидята убег… А этих повесили.
– Зачем?
– На что они? Орден не выкупит, а парни злы… Мы потеряли троих, у Данилы кмета срубили. Хоронили вчера. Я не звал тебя, кондотьер, сам понимаешь…
Богданов кивнул.
– Вот еще, – сказал Конрад нерешительно. – Есть раненые, пятеро. Не посмотришь?
Лейтенант кивнул и вскочил в седло. Конрад ехал рядом. Из пятерых раненых двое оказались тяжелыми. Богданов клал руки на лбы наемников, чувствуя, как истекает из них тепло. Из казармы он вышел уставшим, у порога повалился на землю. Конрад топтался рядом. Когда слабость ушла, лейтенант встал.
– Я удвоил охрану, – сказал Конрад. – Возле птицы теперь четверо. Солдаты патрулируют посад. Тебя вот сразу заметили. Больше такого не повторится!
Богданов кивнул и взобрался на мышастого. К себе он вернулся озабоченным. Аня встретила его у порога. Она встала и, пока его не было, переоделась. На ней была новая вышитая сорочка и красная понева, из-под подола выглядывали желтые носки сапог. Лицо штурмана сияло, из больших серых глаз изливалась радость, она удивительно похорошела. Богданов не поверил глазам.
– Какая ты красивая! – сказал изумленно.
– Ульяна приходила! – пояснила Анна. – Все ахала! Помыла меня, приодела.
– Я не о том! – возразил Богданов. – Прямо светишься!
Она засмеялась.
– Ты где был?