Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вполне возможно, — пожал я плечами, и торопливо добавил:
— Ваше императорское величество.
— Ну что ты, Герман. Мы ведь друзья. В частных беседах можешь называть меня по имени, как делал это раньше.
— Благодарю, ваше императорское величество. Но, боюсь, я не достоин такой чести.
И снова поклон. Глубокий. Членам правящей фамилии нельзя отказывать без того, чтоб спину не согнуть. Тем не менее, «дружить» с человеком, который легко разменял «верного рыцаря» на место в регентском совете, я не был намерен.
— Верно ли говорят, что этот твой телефон может передавать голос через весь город?
— Очень на это надеюсь, ваше императорское величество. Результаты экспериментов позволяют на это рассчитывать.
— Отчего же телефон еще не провели сюда, во дворец?
— Проект еще совсем нов, ваше императорское величество. Мне бы хотелось испортить вам впечатление от аппарата, который окажется хуже, чем от него ожидалось.
— И все-таки, Герман. Вели установить прибор в Зимнем. Ты же знаешь, как мне нравятся любые проявления научного прогресса.
— Будет исполнено, ваше императорское величество.
Еще один поклон. Не раз замечал, что среди придворных совсем немного толстяков. Конечно! Откуда им взяться, если целый день только и знаешь, что сгибаешь и разгибаешь спину. Тут, хочешь — не хочешь, завидный пресс накачается.
— Рада, что мы остаемся друзьями, Герман, — зачем-то на немецком выговорила Мария Федоровна, и сурово поджала губы.
Новый поклон. И я не стал ничего отвечать. Вру я плохо, неумело. А дерзить императрице равносильно самоубийству. Не в буквальном смысле слова, конечно.
— Не смотря на все, что произошло, — добавила Дагмар. — Ты все так же остаешься моим единственным верным рыцарем.
— Я не меняюсь, ваше императорское величество, — снова поклон. Это кривляние начинало раздражать.
Императрица дернула бровью, полыхнула в меня глазами, но ничего не ответила. Лишь жестом позволила мне удалиться. А я, только покинув ее кабинет, и плотно затворив за собой двери, смог вздохнуть полной грудью. Как же с ней всегда тяжело общаться! Как только бедный Никса с ней справлялся⁈
Пока возвращался на свое рабочее место, думал о телефонах. Вернее, об абонентах. Раз уж вдовствующая императрица заинтересовалась, значит, вскорости последуют и остальные. И я нисколько не сомневался, что хозяева тех особняков, куда уже успели установить первые модели аппаратов, успели похвастаться приобретением в салонах и на приемах. Все-таки, пока производство телефонов практически штучное, аппараты совсем не дешевое удовольствие. И это я еще об ежемесячных платежах не говорю.
В первую волну телефонизации столицы намечено подключение всего тысячи абонентов. Включая Великих князей Константина и Владимира, и Зимний дворец. Но, для обработки заявок на соединение, пришлось набрать и обучить тридцать девушек и десять мужчин с приятными голосами. И пусть жалование у живых АТС было не особенно высоким, но оно есть. И кто-то должен его мне компенсировать.
В принципе, я особо за прибылью не гнался. И даже аппарат с подключением в свой кабинет в Эрмитаже сам, из своих средств, оплатил. Это Вернер Сименс не слишком верил в телефонизацию всего мира, считая аппарат не более чем модной забавой для богатых аристократов. Но я-то знал, что этот процесс уже не остановить. С того момента, как две дамы начнут по телефону обсуждение вечернего наряда третьей дамы, совместное изделие одного немца и итальянца начнет победное шествие по крупным городам мира.
В приемной меня уже поджидал Сандалов. Интересный тип, кстати. Пишет, как курица лапой. Его записи другим совершеннейшее невозможно прочесть, благо хоть сам свои каракули понимает. Зато память у него, как у компьютера. Пока не скажешь забыть, все помнит. Я ему и чин, и должность при своем кабинете организовал за то, чтоб он моей памятью работал. Идеальный секретарь бы из него вышел, не будь он таким отвратительным писарем. Все же иногда я и распоряжения надиктовывал, а как их потом набело переписывать, если никто эти иероглифы разобрать не в силах⁈
— Сандалов, — кивнул я чиновнику по особым поручениям.
— Ваше высокопревосходительство, — почтительно склонил кудрявую голову Сандалов. — Вы давеча изволили приказать напомнить…
— Да-да, — поморщился я. Бесит иногда это их словоблудие. Убрать из речи эти вот чинопочитания, так предложения вдвое короче станут. Не меньше. — Пойдем.
Вошел в кабинет, дождался, когда туда же прошмыгнет мой «компьютер», и жестом велел ему плотно закрыть дверь.
— Говори.
— Ваше высокопревосходительство, докладываю. Господин Можайский, Александр Федорович уже три дня как дожидается вашего возвращения.
— Можайский… Можайский… Кто это? Напомни-ка, братец.
— Из Брацлавского уезда Подольской губернии донесли, что дескать, капитан второго ранга в отставке, мировой уездный судья, господин Можайский летательные опыты учиняет. Чем приводит в смущение крестьян.
— А! — обрадовался я. — Самолет строит. Точно-точно. Вспомнил. Отлично, что он в столицу прибыл. Значит, и второй господин, которого я так же просил в Санкт-Петербург приехать, тоже здесь?
— Петр Александрович Фрезе, Ваше высокопревосходительство? Так он уже с год, как в Петербурге обретается. Фабрика конных экипажей у них. «Фрезе и Компания». А при фабрике механическая мастерская. Там вышеозначенный господин опытами над двигателями Отто и Брайтона забавляется.
— Прекрасно, — усмехнулся я. — Значит, ничто нам не помешает построить летательное средство тяжелее воздуха. Назначай им встречу. Обоим, и на одно и тоже время. Все одно работать они вместе станут.
— Изволите встретиться с господами послезавтра после полудня, Ваше высокопревосходительство?
— Да-да. Займись этим сам. Только письма господам писарю надиктуй. А я подпишу. Сам не карябай. Знаю я, как ты знаки царапаешь. Чудо великое, что ты еще демонов своими символами не вызвал…
— Не извольте сомневаться, Ваше высокопревосходительство. Все исполню.
— Еще есть что-то, о чем я должен знать? Или помнить?
— Давеча у его императорского высочества, великого князя Александра именины были. Только он еще раньше в Первопрестольную убыл. Так что мы им поздравительную телеграфную
