***

Ган не боялся холода, но поруб оказался каким-то особенно неуютным. Здесь было промозгло и сыро. Оборотень первое время крепился, но потом признал, что его пробрало до костей. А еще он устал. Вымотался скорее морально, нежели физически. Странно, но опустошенность души, почему-то валила с ног.

Он лег на земляной пол и, подложив под голову связанные в запястьях руки, попытался заснуть.

Жалко, что проклятущий Алозвон предусмотрительно наложил на него какие-то дрянные чары, не позволяющие обернуться. Так бы он перекинулся в леопарда – тому уж точно холод не страшен! – и выспался бы, по крайней мере. Зачем вообще было трогать его возможность к обороту? Магии нет – и так видно. А превращение в леопарда… Нет, правда, куда бы он в этом облике убежал? В лес? Не смешите… Даже морской лев бегает по суше быстрее. Он умеет разворачивать задние плавники, как стопы, а про морского леопарда говорят с насмешкой, будто на берегу его и пингвины за хвост щиплют…

Ган скрутился, кое-как цепляя связанными руками плащ, закутался в него плотно и уснул.

Тревожный сон рисовал странные картины.

Вот Вита несется по лесу верхом на олене. Глаза ее полны решимости и чисты, и прозрачны, как ключевая вода. И тонкая светящаяся нить тянется от нее прямо к Гану, натягивается, дрожит, вот-вот готовая порваться…

… но не рвется.

Проснулся он от стука в окошко.

Кто-то подошел снаружи к порубу и тихо барабанил пальцами по раме.

Ган сел на земляном полу, поднял голову, вглядываясь в перечеркнутое решетками круглое, словно блин, лицо.

– Эй, – тихо позвал пришедший, – это я, Белек.

– Зачем пришел? – безразлично отозвался пленник.

– Так ведь мы ж с тобой друзьями в детстве были… – промямлил в ответ паренек, – или не помнишь?

– Были, – эхом отозвался Ган.

В памяти действительно всплыл пухлый румяный мальчишка с белой шевелюрой.

Белек… Точно!

Пролетели растерзанной книгой картинки прошлой жизни. Какие-то игры, чей-то смех, прогулки по лесу, плоские камешки, прыгающие по воде в морские дали… к самому горизонту.

– Ну, так вот, – попытался продолжить беседу тайный посетитель. – Вот я и пришел… Вроде как друзьями были – нехорошо…

– Были…

Повисла неловкая пауза. Ган молчал, не зная, что стоит или не стоит говорить в подобных ситуациях.

Белек продолжил разговор:

– Ты там как? Очень плохо тебе? Хочешь, пока никто не видит, воды принесу или лепешек? Хотя, ты, наверное, лепешки не ешь… могу мяса сушеного взять…

– Не нужно, – прервал Ган его быструю речь.

– Жаль, что не нужно, – огорченно вздохнул Белек.

Он явно хотел наладить отношения, вывести их на добрую сторону, вспомнить былую дружбу. Он был искренен, но безразличие леопарда сводило все старания на нет.

Белек огорчался…

… и все же пробовал снова.

– Может, ты узнать чего-нибудь хочешь? Ты спрашивай…

– Спрошу, – отозвался Ган, он очнулся от оцепенения и голос его зазвучал чуть более заинтересованно.

– Что это за колдун такой в деревне?

– Алозвон-то?

– Он самый.

– Так, как ведьма пропала, страшно стало без защиты волшебной жить в наших-то опасных местах, у Властелина Зимы под боком… Ой. Извини…

– Ничего, продолжай.

– Да там нечего особо продолжать. Собрали совет, наскребли денег, отправили просьбу аж в саму столицу, чтоб хоть какого-нибудь мага нам нашли. Вот там и нашли. Алозвон – он старый, службу королевскую окончил, и к нам. Сам он, оказалось, сирота – у него и дома-то кроме королевской казармы не было. Вот мы ему новострой в плату за работу и отдали. Так и живем теперь.

– Понятно.

Белек хотел еще что-то рассказать, но вдруг зашипел, призывая к тишине:

– Т-с-с-с, идет кто-то…

Его силуэт быстро исчез из оконного проема.

Новый появился.

Ган сразу понял, кто к нему пришел еще кто-то. Знакомый и в то же время чужой запах вобрал ноздрями. Вот эти ноты в нем от Виты, а вот те, другие…

– Здравствуй, дед Кай, – поприветствовал визитера первым. – Зачем пришел ко мне?

– Спросить хочу, что ты сделал с ней и как посмел после всего в Игривицу явиться, – голос холоднее льда, в котором вырублен замок Зимы, просочился в темное помещение.

– Ничего я с твоей внучкой не делал, а сюда пришел, чтобы ее найти, – без лишних эмоций ответил Ган. – Мы с ней вместе ведьму искали, дошли до Аграда, но потом она покинула меня…

Не хотелось делиться с Каем подробностями их с Витой ссоры.

– О чем ты? Зачем ей ведьма могла понадобиться? Ушла и ушла. Колдуна и нового в деревню взять можно. Зачем моей внучке за сбежавшей ведьмой гоняться?

Наивный тон старика взбесил оборотня. Он что, издевается? Или всерьез думает, что раз забыла Вита про ту самую, детскую встречу, то и ведьму ей искать совсем незачем?

Ган хотел ответить спокойно, но не вышло. Зверь внутри будто сорвался с цепи – потерял всякий контроль. Ярость поднялась в груди волной и стала душить, подступившись к самому горлу.

Не помня себя, леопард вскочил на ноги, прижался лицом к решетке и прорычал сквозь нее:

– Незачем искать ведьму? Ты уверен, старик, что незачем? А как же шрам на спине и годы жизни, стертые из памяти? Годы страшных пыток…

– Но… откуда ты… – Кай отшатнулся от окна. – Неужели она…

Лицо Гана за железными прутьями уже не было лицом… Зверь его частично обрел свободу – вытянул вперед две длинные челюсти, усеянные частоколом острых зубов. Половина головы пленника еще была человеческой, другая уже приняла иную форму…

– Она ничего мне не сказала, – прорычала жуткая химера, – я сам подсмотрел в ее памяти…

Слова оборвались стоном боли.

Иней всегда предупреждал учеников о том, что нельзя терять контроль над эмоциями. Когда мощь любой из них переходит опасный рубеж, зверь принимает это, как к сигнал к действию, и начинает терзать тело хозяина изнутри. Перестает подчиняться. Желает разорвать связь с человеком и уничтожить его, оставив лишь одну – дикую – ипостась.

У Гана с трудом получилось сдержаться. Он заставил себя погасить ярость и спрятать боль от свершившейся когда-то с Витой несправедливости на самое дно души.

Лицо вернуло первоначальный вид, лишь кровавые трещины пролегли в углах губ – резкая метаморфоза была их причиной.

Голову и шею сковала боль…

Кай, впечатленный увиденным, поспешил уйти, бросив напоследок: