— И что же, только дисциплина не позволяет кристаллу подчинить тебя? — с ясно читавшимся в голосе сомнением спросил наемник. — Ты хочешь сказать, что я не обладаю такой выдержкой, как ты или…

— Нет! — простонал Энтрери и попытался сесть, скорчившись от пронзившей тело боли.

— Нет, — спокойнее повторил он, когда боль немного отпустила. — Нравственность здесь ни при чем. Просто Дзирт жил по тем же принципам, что и я, — он ни от кого не зависел.

Джарлакс поглядел на него с интересом.

— А почему ты забрал кристалл?

Энтрери хотел ответить, но закашлялся и едва не потерял сознание. Джарлакс извлек из-под плаща небольшую сферу, приблизил ее к спутнику и начал заклинание.

Убийца почти сразу почувствовал облегчение, рана на глазах начала затягиваться, и он смог вздохнуть свободнее. Джарлакс еще несколько раз повторил заклинание, и с каждым разом Энтрери становилось все лучше, но дроу вдруг умолк, не доведя дело до конца.

— Ответь мне на вопрос, — потребовал он.

— Они пришли, чтобы убить тебя, — отозвался Энтрери.

— Это понятно. Но разве ты не мог просто предупредить меня?

— Это не помогло бы, — уверенно ответил убийца. — Их было слишком много, к тому же они знали, что твой козырь — кристалл, поэтому и нейтрализовали его на время.

Джарлакс загорелся идеей сейчас же забрать Креншинибон, вернуться в Даллабад и полной мерой воздать Рай’ги и Киммуриэлю за предательство, однако сдержался и решил дослушать.

— Но они правы в том, что хотели отнять у тебя кристалл, — отважно закончил убийца.

Джарлакс смерил его гневным взглядом.

— Забудь о нем, — предложил Энтрери. — Будь глух к его зову и трезво обдумай все, что ты сделал за последнее время. Если бы все узнали, что здесь появились темные эльфы, ты не смог бы больше оставаться на поверхности, и, тем не менее, ты выстроил эту хрустальную башню! Бреган Д'эрт все равно не может править всем миром — да хотя бы одним только Калимпортом — даже с помощью Креншинибона. Сам посмотри, куда ты гнул.

Несколько раз Джарлакс попытался возразить, но так ничего и не сказал. Убийца был прав. Он просчитался, здорово просчитался.

— Это Креншинибон подбил их напасть на тебя, — покачав головой, проговорил Энтрери, и наемник отпрянул, словно получил пощечину. — С тобой трудно справиться, и кристалл решил, что честолюбивого и заносчивого Рай'ги легче будет подчинить.

— Хочешь подсластить пилюлю? — спросил Джарлакс.

— Я говорю правду, только и всего, — отозвался Энтрери. Он помолчал и поморщился от боли, — Немного поразмыслив, ты сам поймешь, что это так. Креншинибон принуждал тебя двигаться в угодном ему направлении, и ты сам этому способствовал.

— Он либо управлял мною, либо нет. То другое одновременно невозможно.

— Он тобой манипулировал. Неужели у тебя еще остались сомнения? Но на Рай'ги он влиял бы иначе.

— Я вернулся в Даллабад, чтобы разрушить хрустальную башню, хотя кристалл был против, — возразил наемник, — и, тем не менее, я мог бы это сделать! Я не стал его слушать.

Он хотел что-то добавить, но Энтрери перебил его:

— Ты мог бы?

— Само собой, — чуть запнувшись, ответил Джарлакс.

— А почему ж не сделал?

— Я решил, что нет причин ломать ее, если можно… — Но тут он сам понял, что значили его слова, и умолк, пораженный. Его провели. Его, виртуоза интриганства, обвели вокруг пальца, убедив в том, что он хозяин положения.

— Оставь его у меня, — попросил Энтрери. — Креншинибон все время пытается соблазнить меня, но он не может предложить мне ничего, что мне хотелось бы иметь, а потому у него нет надо мной власти.

— Он тебя достанет, — предупредил Джарлакс. — Он изыщет малейшие твои слабости и сыграет на них.

— Но у него осталось мало времени.

Джарлакс вопросительно поглядел на него.

— Если бы у меня не было определенного замысла, я не стал бы тратить столько сил и времени, чтобы спасти тебя от этих негодяев, — ответил убийца.

— Рассказывай.

— В свое время ты все узнаешь, — пообещал убийца. — Теперь же я только прошу тебя не забирать кристалл и еще, умоляю, дай мне отдохнуть.

Он снова лег и прикрыл глаза, прекрасно понимая, что его единственной защитой, если Джарлакс нападет на него, будет кристалл. При этом он сознавал, что, если применит его хоть однажды, Креншинибон наверняка нащупает множество тайных лазеек в его душу. И тогда можно сразу отказаться от задуманного предприятия, потому что вряд ли он сможет устоять, несмотря на то, что знает: Креншинибон ведет к разрушению и в конце пути его владелец найдет гораздо худший конец, нежели просто смерть.

Однако, взглянув на Джарлакса, он немного успокоился, потому что вновь видел перед собой лицо умного и расчетливого темного эльфа, привыкшего взвешивать и обдумывать все, прежде чем перейти к действиям. Энтрери верил, что Джарлакс ничего не предпримет против него. Раз он еще не вполне разобрался в происходящем, то, скорее всего, выждет еще какое-то время, прежде чем как-то изменить ход вещей.

Размышляя так. Энтрери заснул.

Уже погружаясь в забытье, он ощутил целительное воздействие волшебной сферы Джарлакса.

* * *

Развертывая свиток, женщина-хафлинг с умилением отметила, что у нее дрожат пальцы.

— Надо же, Артемис, я даже не знала, что ты умеешь писать, — со смешком пробормотала она, пробегая глазами красивые ровные строки. На вкус Двайвел, любившей замысловатую вязь, почерк был довольно безликим. — «Моя дорогая Двайвел», — прочла она вслух и умолкла, не зная, как отнестись к этим словам. То ли это формальное общепринятое приветствие, то ли проявление дружественных чувств?

И тут она подумала, что даже не представляет себе, что на самом деле за человек Артемис Энтрери. Он всегда утверждал, что его единственное желание — быть лучшим. Если это так, почему же он не воспользовался кристаллом, едва заполучил его? А Двайвел точно знала, что не воспользовался. Связные в Даллабаде во всех подробностях донесли ей о крушении хрустальных башен, побеге Энтрери и темного эльфа — как предположила Двайвел, Джарлакса.

Судя по всему — замысел убийцы удался. Но маленькая женщина и так никогда не сомневалась в способностях Энтрери, даже невзирая на грозную славу его противников.

Она подошла к двери и удостоверилась, что та заперта. Потом уселась у маленького ночного столика, расправила на нем пергамент, прижав края пресс-папье, выточенные из громадных драгоценных камней, и продолжила чтение, решив оставить все размышления на потом, когда будет перечитывать послание.

Моя дорогая Двайвел!