В настоящей книге я призываю к гораздо более тонкому различению в восприятии, иначе мы будем по-прежнему иметь дело по большей части с обширными паттернами с прикрепленными к ним значениями-ценниками. Кто-нибудь может спросить, в чем разница между более тонкими различениями, к которым я призываю, и классической системой категоризации. Временами между ними имеет место пересечение, а временами — огромная разница.

Вернемся к случаю с желтухой. Если бы врач сказал: «И то и другое относится к общей категории желтухи, и операция является лучшим способом лечения», — тогда операция была бы сделана многим пациентам с гемолитической желтухой, но совсем бы им не помогла (не говоря об опасностях, связанных с хирургическим вмешательством). Утверждение, что пациенты как с гемолитической, так и с обтурационной желтухой относятся к категории «желтушных» на основании физических признаков желтой кожи и белков глаз, ничего не добавляет в данном случае. Это верно, что оба типа желтухи могут иметь общие признаки и побочные эффекты, и очень полезно знать о таких атрибутах. Однако с общими атрибутами можно иметь дело отдельно, не считая их членами одной категории. В этом ключевое различие.

Народные снадобья, многие из которых действительно работают, создавались путем проб и ошибок. Чтобы добиться эффективности в применении, необходимо провести четкое разграничение: в этих случаях данное средство поможет, а в этих нет.

Разумеется, слишком тонкие различения могут помешать нам увидеть глубинное сходство В таком случае применима классификация людей по их отношению к вещам на два типа — объединителей и разделителей (объединители видят сходные черты, а разделители — различия).

Итак, если мы хотим избежать грубого общего сравнения, нам необходимы более богатые описательные средства. Однако когда нужно определить глубинное сходство, следует заглянуть за название. Если бы бокал в руке, бокал, падающий из руки на пол, и бокал, разбивающийся об пол, имели разные названия, нам пришлось бы нелегко, соображая всякий раз, что речь идет об одном и том же процессе. Годовалый лосось, возвращающийся в свою родную речку, называется grilse. Англичане не употребляют его в пищу, относя к другому виду рыб. Французы же едят grilse, поскольку знают, что это просто иное название молодого лосося.

Название есть простейший способ описания. На следующем уровне, где используется описание (обычно с помощью языка, но не всегда), чтобы создавать модели мира, задействована очень большая часть наших интеллектуальных усилий и мыслительной традиции. Поскольку столь значительная часть нашей мыслительной культуры основана на языке и описании, нам необходимо знать границы системы. В одном из предыдущих разделов я уже рассматривал его с такой точки зрения.

Одни описывают прогулочную трость как состоящую из двух частей — изогнутой ручки и всего остального. Другие описывают ее как имеющую три части — ручку, ствол и штучку, которая соединяет их вместе. Если прогулочная трость собрана из различных элементов, таковые могут лечь в основу описания. Описание может быть самым разнообразным (в зависимости от традиции, имеющихся паттернов восприятия, аналитической базы, прошлого опыта).

Описание — это восприятие, выраженное посредством доступного словарного запаса в соответствии с правилами грамматики. Описание имеет все достоинства и недостатки восприятия, включая невозможность истины. Простая фраза «Я вижу красное яблоко на тарелке» на самом деле должна звучать примерно так: «При данных обстоятельствах и в данный момент времени я переживаю опыт, который наилучшим образом может быть представлен тем, что я вижу красное яблоко на тарелке». Это могут быть голограмма, иллюзия или пластмассовый макет яблока.

Проблемы возникают, когда мы принимаем описание за действительную модель ситуации. Описание с помощью языка не является моделью и может лишь привести к новым описаниям. Настоящая модель должна включать в свой состав некие процессы (математические, химические, неврологические), и именно исходя из поведения последних мы оказываемся в состоянии делать прогнозы. В описательной модели отсутствует генерирующая энергия: здесь нет места неожиданностям.

Описания в состоянии служить триггером творческого озарения, как и случайные слова, поэзия или стечения обстоятельств. Описания могут менять восприятие, демонстрируя возможность иного восприятия вещей и позволяя последнему набрать силу через многократное использование. Они способны перемещать ценности через авторитетное суждение, моду, усиливая возникающие тенденции или посредством прямой эмоциональной пропаганды (путем использования прилагательных, частичного восприятия и всех других механизмов). Описания не в состоянии предоставить подлинное объяснение или истину, но могут утвердить своего рода истину, зиждущуюся на вере, предлагая соответствующие цикличные восприятия (например, недостаток заботы об охране окружающей среды приведет в итоге к катастрофе, поэтому охрана окружающей среды является хорошим делом, поэтому людьми, которые не согласны с этим, движет эгоизм или жадность, поэтому…).

Разумеется, ничто не может остановить человека в деле придумывания самых странных и причудливых описаний. Можно описать прогулочную трость как состоящую из 100 сегментов, 30 из которых приходятся на ручку, 50 — на среднюю часть и еще 20 — на остальную часть. Можно описать Солнце в виде бога, которого несет по небу колесница с запряженными в нее четырьмя лошадьми. Можно описать корову как воплощение определенного божества. Можно описать американскую внешнеполитическую деятельность как империализм. Границы между восприятием, описанием и верой очевидным образом не существует.

Описание дается без труда. В результате цивилизация постоянно озадачена новыми вариантами описания, пытающимися выдать связность вещей за истину.

Описание приносит большую пользу, коль скоро мы рассматриваем его как восприятие, а не как логику в рамках сконструированной системы. Если рассматривать его как восприятие, тогда оно имеет произвольность восприятия, подверженность ошибкам и зависимость от обстоятельств, свойственные восприятию.

Когда одно описание лучше другого? Когда оно интересно, имеет более высокую моральную ценность или широкую практическую применимость? Если вера в НЛО делает вашу жизнь интереснее, в добрый путь, но не пытайтесь резко переводить соответствующие выводы в практическую плоскость. Если одно описание имеет более высокую моральную ценность, чем другое, примите его на таком уровне, но не присваивайте себе право учить соответствующим выводам других людей, которые в свое время не сделали такой же выбор. Если описание имеет практическое значение, стремитесь добиться чего-нибудь большего на его основе.

Там, где описание становится предметом веры или гипотезой, в силу вступают иные факторы, которые я рассмотрю в последующих разделах.

Основная проблема нашего обращения с описанием состоит в том, что мы склонны принимать его за истину, вместо того чтобы иметь с ним дело как просто с восприятием.

Как я уже отмечал в данной книге, тот факт, что мы можем описать нечто определенным способом, не означает, что мы видим или понимаем это таким же образом. Кажется, что здесь я сам себе противоречу. Дело в том, что описание не менее соответствует действительности, чем восприятие, поскольку основывается на множестве восприятий. Когда мы видим нечто, мы используем непосредственно доступные нам простые восприятия, а не сложное описание, которое мы можем построить позднее. Я могу описать колесо как «траектория точки, движущейся на одинаковом расстоянии вокруг оси», но когда я вижу колесо, я вижу колесо, а не это описание.